Как он дополняет далее, бывает трудно воспринимать ценность заявлений некоторых соблазнителей о том, что их активность не представляет для них проблем. Ответ одного мужчины исследователям был таков:
Важно прояснить направление этой дискуссии. Не следует противопоставлять флирт имплицитной модели моногамии, как если бы «верность» определять с точки зрения сексуальной эксклюзивности. Женолюбие определенно связано с тем, что я позднее назову эпизодической сексуальностью, но это не одно и то же. Связью между ними выступает принудительность.
Можно было бы предположить, что мужская сексуальная принудительность — это просто мужская сексуальность, высвобождаемая из ее традиционных рамок. Помимо всего прочего, разве не существовало достаточно многих культур, в которых богатые мужчины могли позволить себе приобрести столько жен и наложниц, сколько они могут? Разве Казанова это не архетипический герой, которым восхищались множество женщин, и не предтеча сегодняшнего Джеймса Бонда?
Однако обладание двумя и более женами в контексте пре-модернистских культур обычно не имело ничего общего с сексуальным завоеванием как таковым. Фактически все полигамные общества обладали системой организованного брака. Приобретение нескольких жен требовало материального благополучия и было выражением его; то же самое было справедливо и в отношении конкубината — там, где он был общепринятым институтом. Казанове не было места в пре-модернистских культурах: он был фигурой из общества, находящегося на пороге модернизма. У него не было интереса к накоплению жен, если бы такая вещь была возможна. Для него секс был нескончаемым поиском, который приходил к своему итогу не в результате самоосуществления или мудрости, а только с дряхлостью старости. Мужчины хотят любви? Ну, в определенном смысле это и есть значение жизни Казановы. Он является первым «мужчиной, принадлежащим леди» — эта фраза показывает, кто кому принадлежит.
Такие мужчины любят женщин, хотя они не могут любить конкретную отдельно взятую женщину. Нет сомнения, что эта любовь произрастает отчасти из страха, но интересно, что настолько, насколько об этом можно говорить, Казанова не питал того открытого презрения к женщинам, которое сегодня так легко просматривается среди женолюбов, равно и среди некоторых беспутных мужчин. Он был, вне всякого сомнения, иллюстративной фигурой: в старости он должен был унизиться до насилия как средства поддержания своей сексуальной жизни. Однако в молодые годы он старался заботиться о женщинах, которых любил, и оставлял и очень часто подыскивал для них подходящих мужей.
Характерно, что в своих «Мемуарах» Казанова очаровательно пишет о женщинах, с которыми вступал в сексуальную связь, и многие из его комментариев некоторое время спустя после того, как эти события имели место, соответствовали его сведениям, великодушным и лестным в — отношении них.
Казанова был обольстителем. Его сексуальные подвиги совершались в те времена, когда считалось, что незамужние женщины должны блюсти целомудрие, и среди многих групп, включая аристократию, адюльтер со стороны замужних женщин, если он был раскрыт, мог повлечь за собой сокрушительные последствия. Осуществляемые им обольщения должны были быть обставлены предосторожностями и довольно часто носили характер сравнительно долгосрочных предприятий, требующих множества предварительных приготовлений. Процесс не обязательно должен был заканчиваться с завоеванием, поскольку после того как желаемое событие произошло, он часто должен был убедиться в том, что компаньонки женщины, ее охрана и родственники ничего не подозревают.