Тракт. Дивье дитя

И Ариша прижала к себе корзинку с сестриными подарками и пошла медленно, стараясь не озираться, только шептала про себя: «Не беги, не беги, дорогу потеряешь. Дуреха, дуреха — где лес да темнота, там и страх…» Уже успела она и волков вспомнить, и медведей, и лихих людей — и тут вдруг голос, бархатный да теплый, сладкий, как тягучий мед, окликнул сзади:

— Аришка, а Аришка!

Ариша встала как вкопанная, боясь оглянуться. Голос был незнакомый, а звал по имени. Лешие, говорят, люд православный часто морочат вот этак…

— Спужалась? — спросил голос с участием и ласкою, и Ариша услышала легкие шаги. Тут уж не оглядываться стало страшнее, чем оглянуться.

В потемках видно было слабенько, но Ариша разглядела высокого чужого парня. Только и видно, что лицо у него белое и чистое, а волоса как будто темные и одежа тоже темная. Ружья при нем не видать — но это, может, впотьмах не видать. На лешего вроде не похож, но кто их, леших-то, знает?

— Испужал, окаянный, — сказала Ариша сердито.

— Ну чего ты суровая такая, — сказал парень, подходя ближе. — Я, чай, не хотел обижать-то тебя. Вон, в лесу потемнело, а ты одна идешь… Я проводить тебя хотел.

Ариша успокоилась. Голос у парня был очень приятный, слушать бы и слушать, и вел он себя скромно, не чета знакомым охальникам. Сердиться, верно, не на что было.

— Провожальщик, — проворчала Ариша, но уж не с сердцем, а так, по обычаю, чтоб незнакомец не много забирал себе в голову. — Много вас, этаких-то…

Парень тихонько рассмеялся.

— Где много-то? Ты покажи хоть одного…

Ариша смутилась.

— Так не тут…

— Вот. О том и толкую: как не надо — так не отвяжешься, небось, а как надо — так и нет никого.

Ариша промолчала. Парень был прав. От того, что теперь она была не одна в лесу, темень стала не такой страшной. Ариша пробормотала: «Пойдем, ладно», — и направилась к Прогонной, еле высматривая просвет меж деревьев, а парень пошел следом. Когда он оказался совсем рядом, Ариша убедилась наверное, что спутник ее — не леший.

— Ишь, как ладаном-то пахнет от тебя, — сказала она с удовольствием. — Никак, из скита ты?

— Где мне. Нет, мирской я. На хуторе живу.

— А почем знаешь, как меня звать?

— А угадал. Гляжу — красавица лесом идет, вот и думаю себе: чай, Аришкой звать, никак иначе.

Ариша фыркнула в уголок платка.

— Ох и врать же горазд! Ворожей — что передок без гужей! В лесу-то — хоть глаз коли, а ты красоту мою разобрал. Уж говорил бы прямо — из Бродов, мол, иду, видал, мол, как от сестры выходила…

— Нет, правду сказал. В Бродах, верно, бывал, да не нынче, сестру твою знаю — точно, но тебя-то нечаянно встретил. Я в темноте-то, словно кошка, вижу…

— Ничего ты не видишь, только хвастаться мастер!

— Ан нет, вижу. У тебя, вот, косынка, никак, ромашками разукрашена?

— Раньше видал. Чай, вся Прогонная знает.

— Давно я не был в Прогонной-то… ну ладно. Вон, на висок тебе комар сел. Сейчас уколет.

Ариша шлепнула по виску.

— Да комаров тут — тыщи великие! Невидаль… нет, ты другое скажи, коли можешь. Вот — что я правой рукой-то делаю?

— Сперва фигу казала, потом застеснялась да листик сорвала. Березовый листик-то, не правду говорю?

Аришка захихикала в ладошку.

— Листок, верно, сорвала. А фигу не казала, соврал ты!

И лесная темнота с каждым шагом становилась не страшной, а веселой, как в своей избе. Деревья расступались будто сами собой, тропинка сама летела под ноги — и вот между стволами замелькали огонечки Прогонной.

— Ой! — закричала Ариша. — Никак, пришли?

Парень остановился.

— И то, пришли, — сказал он отчего-то тихо и грустно. — Ты уж иди одна, а я пойду себе… Тут уж не страшно… А я пойду. Не надо мне к вам в Прогонную. Так, по дороге завернул.

— Это как же? — растерялась Ариша. — Вон уж темень какая и позднь египетская — вот-вот месяц взойдет. Куда тебе идти на ночь-то глядя? Переночевал бы в Прогонной, хоть бы на сеновале, а там…

— Не, Аришка, — сказал парень как-то совсем печально. — Не выйдет. Пойду уж. Может, увидаемся еще…

— Звать-то тебя как, хуторянин? — спросила Аришка со вздохом. — Вот же упрямая душа, не переспоришь тебя…

— А Демьяном. Иди, иди, чай, твои-то отужинали уже…

Ариша снова вздохнула и медленно пошла к горящим окошкам. Ей тоже было грустно.

А Демьян после долго простоял у избы, в тенях под наветью. В окна заглядывал, как Ариша с сестрами толокно хлебала, как дед Никодим об Алексее, божьем человеке, сказание сказывал — пока спать не улеглись, все стекло протирал. До самой глухой темноты — а никто не звал, как назло. С тех пор и не знал он навьего покоя.