Еще на призывной комиссии после небрежного осмотра сзади и спереди Мадьяра спросили, где бы он хотел служить? В Южной группе войск! В Венгрии! Вот случай побывать на родине матери, увидеть, какие они, потомки венгерских гусар?
«Без проблем», – обнадежил военком и похлопал Мадьяра по плечу. Через месяц, вкусив «карантина», Мадьяр оказался в Германии. Это ведь для того и спрашивали, чтобы поступить наоборот. Таковы неписаные армейские законы. Что же это будет, если сразу исполнять солдатское пожелание? Известно также мудрое изречение: «Куда солдата ни целуй, у него везде задница». Обидно, конечно, но суть не в солдате, а в древней, как мир, взаимной любви начальства и подчиненных.
Здесь стоит упомянуть, как в «карантине», в Твери, Мадьяр с друзьями бились за свои кожаные ремни, яловые сапоги и фуражки, их пытались отнять местные «деды». Но молодежь была кавказская, а значит, за себя постоять могла. «Дедов» тоже можно было понять: в пределах родной страны армия носила сапоги из «кирзы» и ремни из прессованного картона, прошитого нитками.
Итак, Мадьяр начал службу в Котбусе у немцев-демократов, в десантно-штурмовой бригаде. Советские десантники у ворот империалистического военного блока НАТО были военной тайной, и бригада носила вместо голубых беретов пилотки и красные погоны мотострелков. Впрочем, бойцы старались при первой возможности расстегнуть ворот, чтобы обнажить «тельник», он же «рябчик» – полосатую майку. Гарнизон располагался в черте города, казармы, служившие еще кайзеру и вермахту, были очень удобными, умывальники и туалеты просторными и действующими по назначению. Ночью, драя мелкоребристый кафель, – это немцы придумали еще в начале века, чтобы «зольдат» не поскользнулся, Мадьяр обнаружил на подоконнике ошметки книжечки. Понятно, для чего она там находилась, но строки, в которые он машинально всмотрелся, вызвали почти неприличный смех. Это были стихи, но очень к месту. Неизвестный ему поэт писал: «Несчастные дети, что знали мы, когда у длинных столов врачи, постучав по впалой груди, – «Годен!» – кричали нам?» Мадьяр не чувствовал себя несчастным, дома он привык к «немецкому» порядку, но все остальное было в масть. А поэта он потом нашел. Запала строка в душу. И поэт, как выяснилось впоследствии, оказался весьма боевым. Несмотря на астму, сущий боевой потомок Маккавеев, романтик ЧК и военного коммунизма.
Военному делу десантников учили «настоящим образом», как и завещал основатель первого в мире социалистического государства. Он, Ленин Владимир Ильич, понимал, что всякая власть чего-то стоит, если умеет защищаться. Зря его нынче подзабыли. Военному люду полезно читать Ленина.
Кроссы с танковыми траками на спине, рытье ячеек, окопов и капониров, полоса препятствий, а вместо отдыха – строевая подготовка как средство укрепления воинской дисциплины. А двадцать раз подтянуться? А по канату на руках? А подъем переворотом «на закуску»? Наряды и караульная служба казались в ту пору Мадьяру манной небесной. Потом несколько лет с чувством бесконечной благодарности он вспоминал офицеров и сержантов, выжимавших из молодежи все соки. Именно тогда было решено, остаться ли ему живым, пройдя три войны. Спасибо футболу – нагрузки тренировок были близки к боевым. А отвлеченные до сей поры книжные знания военного дела стали той самой присадкой, которая делает из мягкого железа добрую сталь.
После первой итоговой проверки Мадьяру присвоили воинское звание «сержант» и перевели в роту, сформированную из нового призыва. Была такая линия в борьбе с «дедовщиной» – устраивать подразделения из призывников одного срока службы, кроме сержантов, разумеется. И опять Мадьяр не ощутил вначале, как дрогнуло колесо Судьбы.
В новой роте командир был из вчерашних взводных. Явно от неуверенности начал с самоутверждения, замешанного на жестокости. На беду, еще в его жилах кипела кровь армяно-азербайджанской семьи из Баку, адская смесь! Впрочем, откуда это было знать Мадьяру, ведь чеченцы, среди которых он вырос, не сочетались кровными узами с армянами, да и не придавал он особого значения национальным особенностям, справедливо считая, что есть такая счастливая общность духа – «советский человек».
Расслабился Мадьяр! Позволил себе выразить недоумение самодурством командира. И получил «особый статус» – все придирки к нему. Тут бы насторожиться, но Мадьяр тогда еще не читал Макиавелли и моментов, когда нельзя затмевать солнце, не чувствовал. Да вот, к примеру, эпизод явного смущения начальства своим разумением.
В ходе учения рота Мадьяра должна была обозначить силы батальона и задержать мотострелковый полк, заняв оборону на берегу реки. Однако окопаться на предписанном участке не удалось: на глубине штыка проступала вода, и даже если ячейку удавалось углубить, она превращалась в лужу с оплывшими краями. Конечно, беда в армии – не беда, а нормальное состояние, лишь бы был рядом отец-командир! Но, увы!