Трафальгарский ветер

Вслушиваясь в гладкую, убедительную речь Перейры, Хорнблоуэр испытывал странное чувство раздвоенности. Одна половинка его сознания настойчиво предупреждала: не верь, этого не может быть. Другая же жадно впитывала каждое слово с доверчивостью ребенка, свято верящего в реальность рассказываемой ему сказки. И эта вторая половинка была, кажется, готова одержать верх над первой. Если в начале откровений Рикардо капитан был уверен в его невменяемости, то к концу повествования уверенность эта значительно поколебалась. В самом деле, разве сумасшедшие способны сохранять спокойствие и рассудительность, когда дело касается предмета их мании? Хорнблоуэр что-то не слыхал о таких случаях. Оставалось только сделать единственно возможный логический вывод, каким бы невероятным он ни казался: сержант Рикардо Перейра находится в здравом уме и трезвой памяти, а все рассказанное им полностью соответствует истине, или соответствует, но не полностью. Впрочем, в таком случае все равно нет оснований считать Перейру помешанным, скорее, наоборот — расчетливым игроком, открывающим партнеру только тот минимум козырей, который необходим для выигрыша. Как бы то ни было, а в мыслях Хорнблоуэра царила полная неразбериха. Чтобы собраться и прийти к однозначному решению он задал еще один вопрос:

— Скажите, Рикардо, спрятанные сокровища имеют ко всему этому какое-нибудь отношение?

Перейра ненадолго задумался, как бы решая, стоит ли касаться этой темы. Когда он заговорил, по голосу чувствовалось, что он колеблется и не уверен в разумности своего поступка.

— Может быть — да, может быть — нет. Честное слово, не знаю, дон Горацио. Сокровище существует, но у него свои Хранители. Возможно, мой дед один из них. С этим золотом связано много всяких легенд и суеверий. В одном можно не сомневаться: ни один индеец добровольно не притронется к самому маленькому слитку, случись ему вдруг каким-то образом очутиться рядом с кладом. Это проклятое золото. Среди индейских племен бытует поверье, что однажды явится великий герой, достанет спрятанные сокровища и с их помощью возродит некогда могучую империю инков. Кто знает, кем он будет, этот герой. Не исключено, что его будут звать Франсиско Миранда. Лично я в этом сомневаюсь. Франсиско нет дела до индейцев. Он их и за людей-то не считает.

— А как же пророчество? — не удержался Хорнблоуэр.

— А что пророчество? В нем сказано: «разрушит», но не сказано: «построит».

Последняя фраза окончательно рассеяла сомнения. Безумец не смог бы рассуждать с такой безупречной логикой. Но если Рикардо не сумасшедший, тогда кто же он? Фанатик? Потенциальный мученик? Фаталист? Ни одно из этих определений не отвечало полностью истинной натуре сержанта Перейры. Во многом он продолжал оставаться для Хорнблоуэра такой же загадкой, как при первом знакомстве, но ощущение исходящей от него опасности больше его не беспокоило. С этой минуты он считал Рикардо союзником и готов был доверять ему и поддерживать во всем, что имело отношение к предстоящему делу.

— Ну ладно, Рикардо, я согласен поддержать вашу просьбу перед сеньором Мирандой и поговорить с м-ром Марсденом, — сказал Хорнблоуэр, выдержав приличествующую случаю паузу, — но должен предупредить, если дон Франсиско вдруг заупрямится, настаивать не буду. Он и так вас в чем-то подозревает, раз отправил вслед за нами Гонсалеса, а если еще я встряну, то как бы вам с ним вообще не поссориться.

— Благодарю вас от всей души, дон Горацио, — церемонно поклонился Перейра. — Вы приняли правильное решение и не пожалеете об этом, уверяю вас. Что касается Гонсалеса и моих отношений с Франсиско, то ни в первом, ни во втором нет абсолютно никакого повода для беспокойства.

— В самом деле? А разве ваш любопытствующий друг не доложит хозяину, что вы намеренно избавились от него и провели наедине со мной целый час?

Рикардо таинственно усмехнулся.

— Доложит. Только совсем не то, что вы думаете. А вот и он.

В окружающих поляну зарослях послышался какой-то шум, напоминающий фырканье разъяренной кошки и сопровождаемый треском ломающихся веток и громким пыхтением. Минуту спустя на площадку перед беседкой выкатился Гонсалес. На беднягу невозможно было смотреть без смеха. Рубаха его насквозь промокла от пота, курчавые волосы были облеплены паутиной, на щеках красовались свежие царапины, зато круглая физиономия сияла торжеством.

— Я успел! Я успел, сеньор Перейра, и теперь могу еще девять раз назвать вас сеньором, — задыхаясь проговорил он, с гордостью демонстрируя открытую луковицу дешевых карманных часов. — Пятьдесят минут! Вот так-то, сеньор Перейра! И толстяк может быстро бегать, если необходимо.

— Восемь, — флегматично произнес Рикардо.

— Что восемь? — непонимающе уставился на него Гонсалес.

— У тебя в запасе осталось восемь «сеньоров», — пояснил сержант. — Не трать их зря и не забывай считать. Переберешь — знаешь, что тебя ждет.

— Ну вот, всегда вы так, — обиженно протянул повар. — Стараешься, из кожи лезешь, а все зря…