Трафальгарский ветер

— Прошу прощения, Рикардо, но я не представляю, чем могу вам помочь. Кроме того, я совершенно уверен, что сеньор Миранда просто не сможет без вас обойтись. Кстати, почему вы считаете, что он не собирается вас брать?

— Он сам сказал мне об этом вчера вечером, дон Горацио. Мы долго спорили, но мне не удалось убедить Франсиско. Он хочет, чтобы я остался здесь вместо него. Никому другому он не доверяет. А я должен, нет, я обязан сопровождать его, куда бы он ни отправился.

— Хорошо, я допускаю, что у вас имеются основательные причины настаивать на участии в нашей экспедиции. Но при чем здесь я? В конце концов, я понимаю дона Франсиско. Нельзя же оставлять без присмотра ваших головорезов.

Перейра пренебрежительно отмахнулся от последних слов Хорнблоуэра.

— Ерунда, — заявил он, — Алонсо прекрасно справится. Парни уважают его не меньше, чем меня, а боятся куда сильнее. Дело в другом — Алонсо плохо говорит по-английски. Если возникнет какой-то конфликт с властями, нужен человек, способный толком все объяснить. Если вы попросите ваше начальство в Адмиралтействе приглядеть за монастырем и не давать парней в обиду, все будет в наилучшем виде.

— Почему же сам господин граф не может обратиться с подобной просьбой?

— Кто? Франсиско? Да он скорее язык проглотит, чем унизится до такого. Сами подумайте, дон Горацио, ну как он будет объяснять м-ру Барроу, что его людям необходимо какое-то официальное покровительство на время его отсутствия? Его гордость ни за что не позволит ему признаться в том, что он нуждается в помощи. Ему проще обойтись без меня. Другое дело, если предложение помочь будет исходить от вас.

Аргументация выглядела убедительно, но Горацио был на все сто процентов уверен, что Рикардо слишком многого не договаривает. Неписаный кодекс джентльмена требовал удовлетвориться данными объяснениями и поддержать перед графом просьбу сержанта. Однако любопытство пересилило. Любопытство и кое-что еще. Хорнблоуэр чувствовал, что Перейра неспроста затеял все эти разговоры о пророчествах, удавленных правителях, закопанных сокровищах и прочей чепухе, к тому же, перемежая их едва прикрытыми угрозами провалить все дело, если ему не пойдут навстречу. А главное, Хорнблоуэра не покидало крепнущее ощущение, что его собеседнику до смерти хочется выговориться и облегчить душу. Вполне возможно, что в глазах сержанта он, Хорнблоуэр, был идеальным слушателем, которому можно было открыться не особенно опасаясь огласки. Его надо было только еще немножко подтолкнуть. Капитан решил идти напролом.

— Вы умно рассуждаете, Рикардо, — заговорил он дружеским тоном, — и почти убедили меня. Почти, но не до конца. Почему-то мне кажется, что вы не все сказали. Попробуйте убедить меня в том, что ваше участие действительно необходимо и жизненно важно, как вы утверждаете. Рассейте мои сомнения, прошу вас. Иначе я могу истолковать их не в вашу пользу. (Вот так, пусть теперь сам почувствует, каково быть объектом шантажа!) И объясните, наконец, какого черта означают все эти бредни о золоте, Хранителях, Освободителях и прочем?

Перейра немного помолчал, о чем-то раздумывая, затем вскинул голову и взглянул Хорнблоуэру прямо в глаза.

— Хорошо, дон Горацио, я расскажу вам всю историю, и не стану требовать от вас обещания хранить тайну. По опыту мне известно, что одних людей никакая клятва не удержит от разглашения доверенного им секрета, других же простая просьба заставит до конца жизни держать рот на замке. Должно быть, именно в этом заключается разница между джентльменом и истинным джентльменом, — усмехнулся сержант. — Поэтому вас, дон Горацио, я попрошу никому и никогда ее не рассказывать. Да вы, думаю, и сами не захотите этого делать, когда выслушаете меня до конца. Готовы?

Хорнблоуэр кивнул. Ловкий ход Перейры не оставил ему другого выхода. Попробуй теперь отказаться, когда тебя только что назвали истинным джентльменом.

— Мы с Франсиско родились одновременно, — начал сержант, — только он появился на свет в богатом господском доме, а я — в бедной индейской хижине. Было это где-то около полуночи. В ту ночь в Лиме случилось сильное землетрясение, разрушившее несколько десятков зданий и унесшее немало жизней. Еще более сильное землетрясение произошло в горах, к юго-западу от столицы. Озеро Титикака вышло из берегов, и его разлившиеся воды затопили немало окрестных селений. Вам не приходилось слышать, дон Горацио, что у индейских племен, населяющих Перу, это озеро почитается священным? — спросил внезапно Перейра.

— Никогда не слышал о таком озере, — ответил Хорнблоуэр.