Тотем Козерога

ощутил, что внимание незнакомца сосредоточенно исключительно на мне.

Насторожился и приготовился к отпору.

— Весна — чудеснейшее время года, — проскрипел мужчина, принял одухотворенный и

мечтательный вид. — Все оживает, цикл возрождения повторяется. Очень символично,

не находите?

— Нахожу, — буркнул я довольно сухо, давая знать, что не настроен на светскую

беседу. Добавил нехотя: — Весна…

Неизвестный не обратил на тон внимания, расцвел, будто майская роза. Живо

повернулся, затараторил:

— Да-да, как я вас понимаю, молодой человек. Кстати, позвольте представиться –

Платон Варламович. Академик, историк и просто ценитель прекрасного.

— Александр, — проворчал я. С неудовольствием понял, что попался. Беседа начата,

имена раскрыты. Теперь будет хамством просто встать и уйти.

— Очень приятно! — любезно произнес Платон.

Протянул маленькую ладонь. Я глянул искоса: рука сухая как птичья лапка, темная

и шершавая, вся в синеватых переплетениях вен. Пальцы узловатые, хваткие, ногти

длинные, кое-где обломанные, с ободками грязи. Неряха. Но пришлось пожать.

Платон ухватил мою ладонь, потрусил в воздухе.

Я попытался выдернуть руку. Ощущение неприятное: как в капкан попал. Академик

удержал, спросил доверительно:

— Тоже любуетесь городом, Саша? Погодка чудо как хороша. Грех не погреться на

солнышке.

— Ага, любуюсь, — ответил я.

С усилием выдернул ладонь из клещей Платона. Историк опять не обратил внимания,

с вдохновением и пламенем в глазах принялся вещать:

— Да, красота спасет мир! Ведь вызывает только положительные эмоции. Человек,

живущий среди прекрасного, не думает о войнах, об убийстве себе подобных. Душа

чиста, наполнена любовью к сущему…

Отвернувшись, я скрестил руки на груди, закинул ногу на ногу. Постарался

смотреть куда угодно, но не на академика. Простейшая жестикуляция. Даже человек,

не знакомый с опусами психологов, чувствует — собеседник закрылся, не

воспринимает сказанное, ему не интересно… Платон заливался соловьем, со вкусом

рассуждал о великом: красоте, мироздании, судьбах бытия. Тарахтел без умолку,

неутомимый и словоохотливый. Совершенно не обращал внимания на отсутствие

должной реакции. А я сидел и с раздражением придумывал повод, чтобы уйти. Ясно

же — мужичок дорвался до общения. Теперь не отпустит, пока не изольет душу, не

поведает мысли, чаяния, надежды. Потом начнет вспоминать, расскажет о молодости,

нравах и культуре. Таким наплевать, что говорить: лишь бы найти свободные уши и

грузить, грузить ненужной информацией. А может вампир? Глянуть бы, но после

бабушек что-то перехотелось присматриваться.

— …в советское время люди были чище, искренней, — вещал историк. Внезапно

запнулся, спросил с хитринкой: — Кстати о душе, молодой человек… Не хотите ли

продать?

— Что? — не понял я.

Вопрос застал врасплох, выбил из колеи. Я быстро глянул на Платона, наткнулся на

абсолютно холодный и циничный взгляд. Маска — понял я. Корчил из себя

безобидного и увлеченного, ждал пока расслаблюсь. И не прогадал, я попался как

ребенок.

— Душу, конечно, — серьезно сказал академик. — Я хорошо заплачу. Думаю, тысяча

долларов в самый раз. Неплохие деньги за такую безделицу.

Платон полез в карман пиджака, вытащил толстую пачку помятых зеленоватых купюр.

Потрусил у меня перед носом, жестом фокусника спрятал обратно. Подмигнул и

ухмыльнулся.

— Интересно, — пробормотал я. — А договор?

— Конечно-конечно! — заторопился Платон, вытащил из другого кармана пару жутко

измятых листков с мелким текстом. — Я предусмотрел. В двух экземплярах, по

закону и никакого обмана.

— Расписываться надо кровью? — полюбопытствовал я.

— Вы поражаете догадливостью, Саша! — восхитился историк, тряхнул козлиной

бородой и обнажил кривые желтые зубы в улыбке. — Так что? По рукам? Тысяча

долларов на дороге не валяется.

В груди родился гнев, но тут же затух, испарился. В голове замелькали холодные и

спокойные мысли. Сохраняя невозмутимый вид, я взял одну бумажонку из рук

Платона, просмотрел. Стандартный договор купли-продажи. Покупатель обязывался

выплатить должную сумму, продавец — предоставить в полную и безоговорочную

собственность покупателю астральную сущность, впредь называемую «душа»… Оторвал

взгляд от строчек. Платон напряженно следил за мной затаив дыхание. От образа

добродушного прохожего не осталось и следа.

— Хорошая бумажка, мягкая… — хмыкнул я, отдал историку. — Возьмите. Помнете еще

немного и пригодится.

Нарочито расслабленно потянулся, зевнул и встал со скамейки. Академик округлил

глаза и возмутился:

— А как же деньги, Саша? Вам не нужны деньги?

— Что деньги? — сказал я с гордым и независимым видом, копируя какого-то

книжного персонажа. — Пыль! А душа вечная… Извините, Платон Варламович, пойду

домой. Загулялся. А баксы себе оставьте, вам нужнее. Больничку оплатить, от

шизофрении полечится…

Академик посмотрел на меня с неверием, нервно потеребил листы с договором. Я

улыбнулся, развернулся и неспешно пошел по аллейке. Отдалился на достаточное

расстояние и сделал вид, будто меня кто-то окликнул. Обернулся, скользнул

быстрым взглядом. Платон сидел там же, глядел мне вслед. Уже успел очнуться от