Тот самый одноклассник

— Ника, извини, я должен ответить на звонок.

Я геройски продержалась на выставке целый час. Общалась со знакомыми, поддержала других участников, но потом сломалась. Снова набрала Лёшу и, не получив ответа, позвонила в академию.

С секретарём академии мы давно нашли общий язык. Милейшая женщина сообщила, что Алексей приехал в академию около часа назад, чтобы поговорить с Семёном и Вадимом. Выглядел озабоченно, кричал и ругался. Алексей Кириллович пробыл на месте двадцать минут и поехал домой.

— Домой?

— Прощаясь с Семёном Валерьевичем, он дал ему ключи и сказал: «Доберусь до дома через час, сразу выйду на связь».

— Ключи?

— Я протирала очки и не успела разглядеть, но вроде один из них длинный с двусторонними зубцами. Без брелка.

М-да. Не удивлюсь, если в прошлой жизни наша секретарь была шпионкой.

Если Алексей говорил с друзьями, значит, проблемы рабочие? Причём достаточно серьёзные, чтобы убежать с выставки, не дожидаясь меня.

— Вы не знаете, что у них стряслось?

— Не знаю, Вероника Сергевна. Они ушли наверх, чтобы поговорить. Я собиралась спросить Семёна Валерьевича, но он спешил на занятие. Алексей Кириллович скоро будет на месте, позвоните ему.

— Уже пробовала, не отвечает. Лучше я подъеду… не напомните мне адрес? Булавинская 6, квартира 27, по-моему.

Я люблю Алексея, но с ним непросто. Он из тех мужчин, которые предпочитают решать проблемы самостоятельно. От меня требуется только доверие, а он со всем справится сам. Я стараюсь, очень, но получается с трудом. Меня ранит, что он обратился к друзьям, а не ко мне. Я хочу его поддержать, быть рядом, чтобы не только он решал мои проблемы, но и я могла быть хоть чем-то ему полезной.

Например, сейчас. Я хочу быть рядом что бы ни случилось.

* * *

Я никогда не была у Алексея дома. Наверное, это странно, но как-то не случилось. Я живу недалеко от академии, а он — час по шоссе, если без пробок. И на метро тоже долго. Неделю назад он в шутку поклялся, что не бездомный и однажды пригласит меня домой и даже приготовит ужин, но я не особо стремилась к нему домой. Навряд ли у него есть, чем рисовать, придётся снова пускаться в продуктовые изыски.

Мягкое майское тепло ласкало руки, гладило лицо, расслабляя и растапливая тупую боль в затылке. Сказывается напряжение последних дней. Данила нависает, как туча, над каждым днём, над каждым словом.

Пусть не вовремя, пусть неосторожно, но я скажу Алексею, что люблю его. Прямо сейчас, как только увижу. Без вступления. Без оговорок. Что бы он ни сказал в ответ, это правильно, а с Алексеем я хочу всё делать, как правильно. Как лежит душа. А ещё скажу, что с этого момента мы будем решать все проблемы вместе. Все, в том числе и касающиеся Данилы.

За обшитой коричневым дерматином дверью раздалось шуршание. Зазвенели, ударяясь об пол, ключи. Значит, Алексей только что вернулся, небось в пробке сидел. Я вовремя.

Сделала глубокий вдох и нажала кнопку звонка.

— Чего вам? — пожилая женщина высунула нос в приоткрытую на цепочке дверь и смерила меня недобрым взглядом.

— Алексея Резника.

— Нет его, — шмыгнула носом. — Нет, — подтвердила, для пущей убедительности тыкая в меня щёткой пылесоса.

— А когда вы его ожидаете?

Женщина поджала губы и заправила седые букли под ободок с огромной розой на виске. Этакая престарелая Кармен (17).

— А я его не ожидаю, — ответила ехидно. — Я пылесошу. — Женщина нахмурилась. — Пылесосю. Убираюсь я у него! — закончила недовольно, обвиняя меня в сложностях русского языка.

— Угу… — Я потеряла интерес к разговору, да и к женщине тоже. Взгляд прилип к узкой полосе гостиной Алексея, видной через дверную щель. Вернее, не к самой гостиной, а к висящей на стене картине. Объёмные формы разных размеров, шары, кубы, призмы, разбросанные по холсту в эмоциональном беспорядке. «Взгляд издалека». Пенопласт, дерево, акриловые краски. Моя картина, проданная на аукционе.

— А вы кто? — поинтересовалась уборщица.

— Я — художница, которая написала вон ту картину.

Дверь моментально закрылась, чтобы тут же распахнуться вновь, уже без цепочки. Щётка пылесоса упала на пол, увлекая за собой шланг.

Кармен стояла передо мной, вытирая руки о цветастый передник.

Художники мечтают о моментах, когда простые смертные узнают их работы или их самих, восхищаются, просят автографы. Восклицают: «Вы гениальны! Это самая лучшая из абстрактных работ!»

Так вот, это был не такой момент. Совсем не такой.

— Скажите на милость, как с такого пыль стирать? — возмутилась Кармен. — Вы об этом подумали, когда выпиливали эти… штуки?

— Эти детали из пенопласта, а в центре — из дерева.

— Да хоть из бетона! Вы же эти штуки к картине приклеили, они выпирают, вот пыль и собирается. А краски яркие, поэтому заметно. Я влажной тряпкой пробовала, но краска стала сходить. Думала он прибьёт меня, Алексей Кириллович. Я ватными палочками чищу над каждой штукой, так умаешься ведь! Я не девочка на стул забираться. Ладно та страшная морда, её хоть обмахнуть можно, а эту громадину метёлкой трудно, не всё снимает.