Тот самый одноклассник

А я не знала, что делать. Хотелось защитить его, но при этом я понимала, что спасибо он за это не скажет, должен справиться сам. Он не из тех, кто прячется за юбкой.

— Отвянь, Мила! — ругнулся Роден, неожиданно выступая в защиту Алексея. Наверное, это было извинением за случившееся на лестнице. — Не лезь к человеку. — Повернувшись к Лёше, добавил: — Я не любитель минимализма, пришёл только за компанию.

— Вы ничего не понимаете! — страстно воскликнула Мила. — Отсутствие стилистических рамок высвобождает душу! В этих работах сквозные чувства!

Алексей с сомнением посмотрел на синий квадрат, и я спрятала смешок за ладонью. Представляю, что он скажет, когда мы останемся одни.

— Что ты можешь понимать, возишься со своим камнем целыми днями! — Мила злобно глянула на Родена. — А вы вообще… спортсмен.

Алексей добродушно пожал плечами.

— Я, конечно, спортсмен, но готов поспорить, что, в отличие от других работ, это не минимализм. Человеческое лицо, да ещё и знакомое всем, — это объект. Как по мне, так художник прячется за всем известным объектом и навязывает определённое впечатление.

Мила покраснела, потом набрала полные лёгкие воздуха, готовясь к яростному спору.

— Сдуйся, Мила, и признай, что Алексей тебя уел, — встрял Роден. Стоя за спиной Милы, он беззвучно аплодировал Алексею. — Тоже не фанат минимализма, да?

— Ничего в нём не понимаю, но эти картины забавные. Если уж рисовать глаза за ухом, а нос на затылке, то лучше в минимальной форме, — добавил Алексей шёпотом, приводя Родена в восторг.

Когда мы отошли в сторону, Алексей прошептал:

— Что за ерунду я только что ляпнул про синюю картину? Это было в тему?

— Ты даже не представляешь, насколько. Заодно и с Милы спесь сдул. Откуда ты это взял?

— Понятия не имею.

— Совсем не имеешь?

— Немного имею… Гугл. Удивительно, что можно найти. Вот и посмотрел, к каким испытаниям готовиться.

Мы бродили по залам. Алексей смотрел на картины с интересом, иногда с непониманием, иногда с одобрением. Он был искренен, и это оказалось заразительным. Что странно, мои знакомые чаще обращались к нему, чем ко мне, словно компенсируя за нападение Милы.

— И как тебе? — спросила я в конце выставки, надеясь на искренний ответ.

— Не моё, но забавно.

— Я тоже иногда пишу в этом жанре.

— И что из этого? — Пожав плечами, Алексей продолжил: — То, что я не понимаю твои картины, ещё не значит, что я тебя не… — Кашлянув, он подтолкнул меня в угол зала и тихо воскликнул: — Ника, ты только глянь на эту хреновину! Уж извини, но какой же это минимализм?? Этот член полтора метра длиной. Как называется этот перл изобразительного искусства?

Я смотрела вслед Алексею, а он направился к огромной картине с изображением… вы поняли, чего.

— «Много шума из ничего», — прочитал он название картины. — Они ещё и Шекспира сюда приплели. Какое ж это «ничего»? «Ничего» длиной в полтора метра.

То, что он не понимает мои картины, ещё не значит, что он меня что?

А ведь я его тоже.

Когда мы уходили, Роден сказал:

— Алексей классный, ничего общего с братцем! — Проследив за моим взглядом, он хмыкнул и отступил в сторону. — Эээ… если я что сказал не так, то пардон, — неловко усмехнулся.

— Ты всё сказал правильно, — успокоила я, не сводя глаз с Алексея.

Роден напомнил нам о том, что мы отказывались обсуждать, и о чём я упорно не хотела думать — о прошлом, которое вернётся, чтобы угрожать нашему будущему.

Алексей молчал, но на его лице я увидела правду. В прищуренных глазах, в морщинках между бровей, в плотно сжатых губах.

Данила Резник.

Время пришло.

* * *

— Он вернулся, да?

Попрощавшись с друзьями, мы пришли ко мне домой и легли в постель, но между нами стоял Данила. Так реально, словно я слышала тяжёлую мелодию его любимой песни.

— Он не притронется к тебе, — пообещал Алексей, прекрасно понимая, что мы думали об одном и том же.

— Пусть он не притронется к нам, — попросила я.

— Я не позволю. Ты доверилась мне, Ника.

Он обещал мне неприкосновенность, но кто защитит его самого? И может ли у нашей истории быть счастливый конец?

— Где он живёт?

— С матерью за городом.

— Ему лучше?

— Всё намного сложнее, Ника, — вздохнул Алексей. — Даниле нравится быть… таким. Ему нравится так поступать с людьми.

Я лежала на груди Алексея, и мы молчали. Тишина ощущалась как безветрие после смерча: ты не знаешь, чего ожидать. Масштаб разрушений известен, но ты не можешь расслабиться, вдруг за первым смерчем придёт второй. Убийственный, который разрушит всё, что осталось в живых.

— Я дал тебе обещание, и я его сдержу. Мне помогают, и скоро всё определится. Прошу, дай мне ещё немного времени. Когда смогу, я обо всём тебе расскажу.

Я обещала не пускать призрак Данилы в наши отношения. Я очень стараюсь сдержать обещание, не думать, не задавать вопросы, не волноваться. Это безумно трудно.