Тот, кто меня разрушил

Место, в котором я родилась, вам не знакомо. Его название не вызовет никаких ассоциаций, кроме скуки. Один из тех крохотных городков, в которых по прибытии на вокзал можно сказать водителю такси: «Отвезите меня в гостиницу», и он не спросит, в какую, так как гостиница всего одна. По крайней мере, так было во времена моего детства. В моём городке существуют такие понятия, как «главная улица», «центральный клуб» и «большой город». Последнее словосочетание — самое главное, ибо молодые жители таких городков делают всё возможное, чтобы попасть в «большой город».　

Хватит кавычек, и так всё понятно.　

— В гостиницу, — попросила я таксиста, удивлённо понимая, что ничего не могу поделать с внезапно проснувшейся во мне гордостью. Ведь я стала жительницей большого города. Это генетика, что ли? Мы запрограммированы гордиться тем, что попали в большой город, создали себя, доказали, что мы ничем не хуже тех, кто там родился.　

Только вот в моём случае эта гордость неуместна, но, тем не менее, я смотрю по сторонам с чувством противного превосходства. Стайка девиц с подтаявшим макияжем толпится на солнце, поглядывая на проходящих парней. Старушки сплетничают в сквере. Мне кажется, что я узнаю их всех, хотя и понимаю, что это невозможно, так как прошло восемь лет. А вот и улица, на которой я родилась, одна из главных, ведущая к химзаводу. Я могу пройти по ней с закрытыми глазами и описать каждый дом. Отдаю таксисту деньги и захожу в гостиницу, впитывая характерный запах застоялого воздуха и пыли.　

— Вы бронировали? — важно спрашивает дородная дама, на бюсте которой почти горизонтально лежит значок с надписью «Администратор Мария».　

Бронь? Здесь?　

— Нет. — Разыгрываю спонтанную сцену: наклоняюсь ближе и затравленно оглядываюсь через плечо на совершенно пустую улицу. — Я только что ушла от мужа, не успела ничего взять, кроме денег и пары тряпок. Пусть пострадает, козёл. Если позволите, я заплачу наличными за неделю вперёд.

— Паспорт есть? — шлёпнули губы морковного цвета. Во взгляде Марии я не заметила сочувствия. А вот алчность при словах «заплачу наличными» — да.　

— Не успела взять. Я заплачу любой штраф, только помогите мне, пожалуйста, — жалобно всхлипываю и достаю кошелёк. Администратор впивается глазами в банкноты, и я понимаю, что она запишет меня под любым именем. — Если можно, я бы хотела остановиться в номере 213.　

Мария удивлённо моргает, и я шепчу, делюсь с ней секретом.　

— Говорят, это число приносит удачу.　

Она будет думать об этом, когда я уйду. А когда выселюсь, она зайдёт в номер 213, чтобы осмотреться, посидеть на кровати и отколоть себе кусочек удачи.　

В маленьких городках — свои правила, свой распорядок, и я хочу подстроиться к сердцебиению его жизни до того, как знакомые узнают, что я вернулась. Я ещё не очухалась от Анапы, а теперь мне предстоит самая сложная из возможных встреч — с родителями. Детективное агентство предоставило общие сведения — они живы, отец работает, не переехали. Больше спросить некого, для друзей и знакомых многообещающая выпускница Лариса Оленьева всё равно что умерла. Восемь лет. Не спорю, я могла связаться с родителями заранее, но на это не было сил. Не знала, что сказать. Слишком много объяснений, ошибочных слов и страхов встали на пути. Лицом к лицу — только так можно достичь катарсиса.　

— А теперь у меня есть силы, — уверенно и громко солгала я, затаскивая чемодан на второй этаж. Лифт не работал.　

Номер 213. Надо же, какая удача. Однажды я уже входила в него, счастливая и полная надежд.　

Несмотря на солнечный день, вид из окна удивил безрадостностью, и я резко задёрнула занавеси. Карниз жалобно скрипнул, стряхивая на ковёр пластмассовые кольца.

Сначала душ, потом всё остальное. Шляпа, очки, кеды, неприметная одежда, бокал вина и только тогда — прогулка по городу. В шесть вечера я распутала наушники и, слушая любимые песни из прошлого, устроилась на детской площадке перед родительской пятиэтажкой.　

Есть вещи, которые не меняются. Есть люди, которые не меняются. Например, мой отец. Его жизнь рассчитана и поминутно распланирована, как расписание поездов. Она временно сошла с рельсов после побега дочери, но потом вернулась на место, списав случившееся на форс мажор.　

Так и есть, всё по расписанию.　

Шесть пятнадцать. Появляется отец с кожаным портфелем, он рассеянно жестикулирует и разговаривает сам с собой, как и раньше. Где-то рядом должен быть агент личной охраны, телохранитель, которого я наняла для родителей ещё до начала отпуска. На всякий случай. Они об этом не знают. Я предупредила агентство, что требуется негласная защита. Как можно объяснить родителям безумие моей жизни? Никак.　

Шесть двадцать. Отец выходит на улицу с собакой, незнакомой. Значит, Тулька умерла. Жалко до слёз. Знаю, что уж она-то точно обо мне скучала.