Тот, кто меня разрушил

Я набрала полные лёгкие воздуха, чтобы протестовать, но опомнилась и с силой прикусила язык. Молчать, Лара. Речь идёт о твоём спасении. Пусть Макс ходит по лезвию, пусть думает, что угодно. Даже то, что я способна обидеть ребёнка. Пусть боится.　

— Зачем ты пришёл?　

— Чтобы задать один вопрос.　

— Задал?　

— Нет.　

— Вперёд.　

Выдохнув, он поставил чашку на стол и упёрся локтями в колени. — Что я должен сделать, чтобы тебе стало лучше?　

Не этого я ждала, совсем не этого. Закипавшая во мне ненависть рассеялась с жалким хлопком. Чашка клацнула о блюдце, выдавая мою дрожь, поэтому я залпом допила чай и поставила её на постель.　

«Харакири», — очень хотела ответить я. Очень. Чтобы напугать, чтобы донести всю глубину моей ненависти, моего вынужденного «не-существования».　

— Я не знаю.　

Я дала ему честный ответ в надежде, что он предложит варианты.　

— Не может быть. Ты приехала в Анапу с определённой целью. Отомстить.　

— Нет. — Дрожь унялась, и я обняла колени в попытке согреться. Как объяснить, зачем я приехала, если я и сама толком этого не понимаю? — Я приехала не из-за мести, я надеялась на катарсис, на забвение. Думала, увижу тебя — и станет легче, кошмары прекратятся. Надеялась убедиться, что ты меня не узнаешь, и тогда я поверю, что мне ничего не грозит.　

— Тебе ничего не грозит.　

— Я верю.　

— Не веришь.　

— Не верю.　

— Я сразу тебя узнал.　

Я вспомнила нашу встречу на кухне и то. как Макс напрягся, заглянув мне в лицо. Теперь понятно, почему он выгнал меня из дома и не хотел пускать обратно.　

Он думал, что я причиню вред ребёнку. Он считает, что я такая, как он.　

— Ты решил, что я собираюсь обидеть Диму.　

— Да.　

— Поэтому и выгнал.　

— Поэтому и выгнал, — подтвердил он, и я не стала разубеждать его в возможности такого сценария. Пусть ходит по краю, пусть мучается и ищет следы преступления. Вдруг я уже навредила Диме? Поменяла лекарства, дала опасный совет или просто рассказала ему правду о Максе. Последнее стало бы отличной местью.　

Макс провёл рукой по волосам и дёрнул плечами. Волнуется. Это хорошо.　

— Когда я увидел вас с Димой на кухне, то испугался и не успел толком подумать. Не догадался, что ты не сможешь обидеть ребёнка. Не ты. Не Диму.　

Я подавилась собственным дыханием и застыла, молча теребя покрывало. Вот и конец моей мести. Макс прочитал мою слабость по дрожащим рукам и распахнутым глазам. Он прав — я не смогу обидеть Диму.　

Пристальный взгляд Макса больше не вызывал панику. Вот она, «иерархия страха» в действии: я привыкла к чудовищу всего за несколько встреч. Только вот всё это совсем, ну, совсем не похоже на катарсис.　

— Что я должен сделать, чтобы тебе стало лучше? — снова повторил Макс.　

Подобрав колени поближе к груди, я отрицательно покачала головой. Чудовище раскаивается? Я этого не хочу. Не знаю, что с этим делать. В мире не существует такого лёгкого прощения, по крайней мере, не в моём.　

Он поднялся с кресла и подошёл к двери. Провёл костяшками пальцев по дереву, дёрнул за цепочку.　

— Я хотел, чтобы ты меня нашла. Чтобы убедиться, что ты жива.　

****

Он ушёл, а я осталась. Труднее тем, кто остаётся. Уходящим легче, для них что-то меняется, а для остающихся — нет. Особенно если они понимают, что допустили ошибку. Большую.　

Я надеялась, что ненависть приведёт меня к спасению.　

Дура.　

Я лежала, уставившись в потолок, пока не зазвонил телефон. Тот, который я вроде бы выключила.　

Экран оповестил, что сейчас ровно восемь утра, и что мне звонит Игорь.　

— Лара, объясни мне, что происходит! — Игорь бесновался, как будто имел на это право. — Людмила Михайловна позвонила домой, и Дима сказал, что не разговариваете Максом, но отказался объяснять, почему. Ей нельзя волноваться, а Макс не отвечает на звонки.　

— Я-то тут при чём?　

— Я не говорю, что это связано с тобой, а просто пытаюсь разобраться, что происходит. Пойми, что я тоже сторонний человек, который случайно оказался ввязанным в их дела.　

Вот же, скотина. Втолкнул меня в незнакомую семью, а теперь притворяется, что он　

— сторонний человек.　

— Ты ввязал меня в это дело по своей собственной инициативе. А теперь я уехала, так что больше мне не звони. Никогда. Если есть вопросы, ищи Макса.　

Отбросив телефон, я поплелась в душ. Плакала, пока тёплая вода струилась по лицу. Плакала, пока одевала футболку и шорты. Плакала, пока давилась шоколадом из гостиничного холодильника. Потом привела себя в порядок и вызвала такси.　

Знаю, что рискую. Знаю, что Дима — не моя ответственность. Но не могу всё так оставить, не собираюсь портить его и так слишком сложную жизнь. Не оставлю за собой след ненависти. Я разорвала связь крови, причинила ребёнку боль, и от этого мне плохо. Я должна сказать ему, что Макс меня не обидел. Не в этот раз.　

Дима сидел на кухне, уставившись в планшет. В дом я не зашла, а просто заглянула в окно и помахала рукой в сторону пляжа. Он тут же соскочил с табуретки и появился в дверях, держа в руках шлем.　

— Уже девять утра! — пробурчал он, тщательно скрывая радость и удивление.　

— И это — нормальное человеческое время, — ответила в тон ему. — Оставь дяде записку, чтобы не волновался.