Но курьер Рази никогда не отличался спокойным нравом. Однажды он разбил яйцо о голову женщины, которая отказалась дать ему чаевые, а сейчас легонько боднул Звити в лоб и попал точно в шрам. Звити выхватил полицейскую дубинку, и началась потасовка. Мы с Джиной убежали на кухню, спрятались за кухонной стойкой и оттуда наблюдали за тем, что творилось. У меня было странное чувство нереальности происходящего, как будто я смотрю один из тех фильмов, что показывают на особом канале в два часа ночи. Цветочник Ави тряс стремянку, на которой стоял Саддик, чтобы сбросить его оттуда; к нему подошел Авраам и влепил ему пощечину. Курьер Рази и Звити, ухватив друг друга за воротники, орали:
– Не трогай меня! Не трогай меня!
Журналист в галстуке наговаривал в телекамеру взволнованный комментарий. Старики-развратники со скамейки возле парка скандировали:
– Полицей-ское госу-дар-ство! Полицей-ское госу-дар-ство!
Остальные присоединились к ним. Командир-гном погнался за Нисимом, мужем Далии, намереваясь надеть на него наручники. Джина сказала мне:
– Звони в полицию! Звони в полицию!
Я ответила, что полиция уже здесь, и увела ее вглубь кухни для пущей безопасности. В гостиной упала со стены большая картина в застекленной раме; зазвенели осколки. Цветочник Ави наступил на один из них и заорал:
– Я ранен! Я ранен!
Его кровь капала на ковер.
– Пропал, пропал наш персидский ковер, – запричитала Джина и крикнула Аврааму, чтобы он оставил в покое стремянку и подошел к ней. В комнату ворвалась большая черная собака и с лаем бросилась к оператору, почему-то из всех присутствующих выбрав именно его. Из-за шума журналисту в галстуке пришлось повысить голос, но он продолжал вещать в камеру:
– Израильская полиция снова продемонстрировала полное бессилие. Мы снова видим, что ошибочная оценка ситуации не только не решает существующую проблему, но и создает новые. Мы снова…
– Достал своими «снова», – сказал Звити и одной рукой отнял у оператора телекамеру (второй рукой он все еще держал за воротник Рази)
Без телекамеры журналист в галстуке вдруг показался совершенно беспомощным. Телеоператор пробормотал:
– Командир! – завопил перепуганный Звити. – Этот тип говорит по-английски!
Командир-гном, увлеченно ловивший черную собаку, оставил свое занятие и, бледный как мел, подошел к Звити.
– Ты же помнишь инструкцию насчет иностранных СМИ, командир? – спросил Звити.
– Разумеется, я ее помню, – ответил командир-гном. – Но ты уверен, что он говорил по-английски?
Звити кивнул.
– Спроси его, откуда он, – попросил командир-гном. – Спроси, кого он представляет.
–
–
– О-ке-е-й, – сказал командир-гном, быстро взобрался на стол в гостиной, приподнялся на цыпочки и провозгласил: – Прошу внимания! В настоящее время данная территория объявляется местом чрезвычайного происшествия, закрытым для доступа средств массовой информации.
– Это покушение на свободу слова! – запротестовал журналист в галстуке.
– Заткнись, – предложил ему Звити, схватил за галстук и потащил к выходу.
Остальные потянулись следом. Сексуально озабоченные старики явно устали. Нисим, муж Далии, по-видимому, намеревался вернуться к Далии. В голове Ави-цветочника от пощечины, которую влепил ему Авраам, все перепуталось, и он уже не понимал, кто здесь против кого. Кроме того, в отсутствие телевидения пропало все удовольствие. Соседи один за другим покидали дом, бормоча Джине извинения, желали Аврааму скорейшего выздоровления и целовали мезузу. Даже собака, поджав хвост, убралась прочь. Только оператор настойчиво требовал вернуть ему камеру, но командир-гном ответил ему отказом и добавил на иврите, что отделение полиции, где хранятся реквизированные вещи, открыто по воскресеньям, понедельникам и четвергам с девяти утра до часу дня, во вторник – до двух часов дня.
–
Звити, командир-гном и третий молчаливый полицейский стояли, прислонясь к стене, и зализывали раны. Командир-гном говорил с кем-то по спецсвязи, и с каждой минутой его тон становился все более извиняющимся.
Дом Авраама и Джины напоминал картинку из программы Рафи Гината «Фокус», в которой показывают последствия то ли торнадо, то ли ураганов, не помню точно, как это называется. Ковер походил на грязную тряпку. Стол – на стул. Стулья – на перевернутых на спину жуков. Диван – на смятый пончик, присыпанный сахарной пудрой штукатурки, осыпавшейся после выстрела.
Я хотела домой, к Лилах, но твердо знала: если я сейчас уйду, Джина никогда в жизни не простит мне, что я не осталась ей помочь. Поэтому я взяла в руки щетку и начала подметать.