Продолжения я не слушал. Я так устал говорить, что не мог сосредоточиться. Мне хотелось, чтобы урок скорее кончился и я пошел бы к Амиру. Я знал, как его обрадует, что я заговорил в классе. В последний раз, когда я был у него и выиграл две подряд шахматные партии, – причем в первой я практически поставил ему детский мат: он в последнее время вообще не в состоянии сосредоточиться, – я рассказал ему, что не разговариваю в классе потому, что боюсь, что начну заикаться. А Амир сказал, что он тоже, когда переезжал в другой город и переходил в новую школу, сначала не говорил ни слова, только наблюдал за другими детьми, как шпион, прячущийся за газетой. «И когда у тебя это прошло?» – спросил я, пытаясь представить его своим ровесником. «Это проходит само собой, – сказал Амир и начал расставлять белые фигуры для следующей партии. – Не волнуйся, настанет день, когда тебе нужно будет сказать что-то действительно важное, и тогда ты заговоришь. А пока ты учишься слушать, что не менее интересно».
Амир, послушай.
Как мне объяснить тебе? Как будто ты едешь в автомобиле, и вдруг удар, машина отрывается от дороги и долю секунды висит в воздухе, душа у тебя уходит в пятки, и все тело пронзает током. Или как броситься головой в омут и в первый раз поцеловать девушку, понятия не имея, понравится ей это или нет. Или как… Ладно,
Вчера
Я прыгнул
Банджи-джампинг!
Погоди секунду. Я знаю, что ты все равно не удержишься, но не спеши. Послушай, а потом уже прикалывайся надо мной. Мы приехали вчера в Паласид, небольшой городок на границе с Перу. Как только вышли из автобуса, нам сунули в руки флаеры с размытым изображением моста, с которого прыгают. У всех зазывал был тот же флаер с той же жалкой фотографией. Просто невероятно, никакого духа предпринимательства. «Плиз, – произнес я и слегка отодвинул их, – поговорим послезавтра». Но новозеландцы, вместе с которыми я ехал в автобусе, страшно воодушевились: «Где это? Сколько стоит? Когда отправляется маршрутка?» Оказывается, они занимаются банджи буквально с пеленок (ты знал, что банджи придумали в Новой Зеландии в 1970-х?), и у них такая фишка – собрать сертификаты об участии в прыжках из разных уголков света. Больные, да? Я тоже так думал. И все же на следующий день присоединился к ним потому, что здесь нечего больше делать, а еще из-за Дженни, очень смуглой новозеландки, которая понравилась мне с первой минуты, как только вошла в автобус с рюкзаком вдвое больше ее самой.
Я расположился за столиком в небольшой беседке у подножия моста, откуда хорошо видны и мост, с которого прыгают, и река, где прыгунов ждет лодка (можно попросить инструкторов отрегулировать длину веревки так, чтобы нырнуть с головой). Я видел, как новозеландцы один за другим поднимаются на мост, обвязанные веревками и кольцами, стоят у самого края трамплина, чуть наклоняются вперед, а затем (не без помощи легкого тычка инструктора) прыгают вниз. Первый из них, крупный парень по имени Род, издал леденящий кровь крик, разнесшийся эхом в окрестных горах и повторявшийся снова и снова, пока не затих. Я рывком поднялся со стула, подобно болельщикам на стадионе «Блумфилд», которые вскакивают со своих мест, когда есть шанс, что будет гол. Я был уверен, что он разбился о скалы и его изувеченное тело уже уносит течением. Но нет. Его лысина исчезла под водой, но он вынырнул и несколько раз подпрыгнул над поверхностью, словно человекообразное йо-йо, пока не замер над самой гладью воды. Лодка подобрала его и доставила на сушу. Этот вопль, от которого у меня все внутри перевернулось, лишний раз убедил меня в том, что я правильно решил не прыгать. Но остальные прыгуны вели себя намного спокойнее. Некоторые посылали перед прыжком воздушные поцелуи, будто они – звезды кино, другие вытягивали руки перед собой, как перед прыжком в бассейн. Но всех затмила моя Дженни, которая застыла в позе аиста, согнув в колене одну ногу и раскинув руки, словно крылья.
Она прыгнула, а у меня зачесалась поясница. Если эта малышка может преодолеть свой страх, то, наверное, и я смогу?