— Проголодалась. Может, мы купим что-нибудь перекусить, а то голова кружится немного.
— Обязательно. Посиди, пока я рассчитаюсь.
Присаживаюсь на лавочку, Максим направляется к кассе. Платит за два часа объяснений медиков, что я не обязана рожать этого ребенка и что, если боюсь этого смуглого сурового мужчину — мне помогут.
Интересная у Одинцова внешность, это правда. В некоторые моменты, когда улыбается или шутит, он выглядит молодым и забавным, иногда же, когда погружен в себя, — словно стеной отгораживается от мира. Такому можно дать и все сорок.
Максим достает карту, прикладывает к терминалу. Он высокий. Широкая спина, крепкие плечи. Большой размер ноги, наверное, какой-нибудь сорок пятый. Двигается при этом легко и плавно, габариты ему не мешают. Я… мало того что рыжая, еще и длинная, как шпала, выше Кири. Метр семьдесят шесть ростом. Кобылой была всегда, чуть ли не с рождения. Кольца подружек мне не лезли, шлепки и кроссовки мама и вовсе покупала в мужском отделе — черные и страшные, стыдно ходить в них было. Я никогда не красила ногти ярко, чтобы лишний раз не привлекать внимание к большим рукам и ногам.
В Упоровке не было ни одного парня, который бы нравился мне и которому приглянулась бы я.
У Максима сильные, очень мужские руки. Когда мы выходим из клиники и случайно касаемся, мне хочется, чтобы он сжал мою ладонь. Рядом с его пальцами мои кажутся тонкими, длинными, их хочется украсить золотом и сфотографировать, а не спрятать в карманы.
— Здесь есть кафе неподалеку, прогуляемся? — предлагает он. — На машине дольше парковку искать.
— Без проблем. Вы говорили, у вас есть предложение?
— Сначала повысим сахар в твоей крови. Какая-то бледная.
Через пять минут мы действительно заходим в небольшой ресторанчик, занимаем место на отапливаемой террасе. Делаем заказ, после чего я достаю из сумки фотографии и раскладываю на столе. Вау.
Максим берет одну из них.
— Просто кружочек, — произношу вполголоса. — Надо же. Маленький кружочек, а столько перемен из-за него.
— Это пока кружочек.
— Да. Прикольно, что так мало времени прошло, а его уже видно.
— Долго прием длился, Ань. Точно всё в порядке? — Он пробегает глазами заключения.
— В порядке. У меня недостаток веса, сказали питаться лучше, витамины там всякие выписали. Но я и до этого не сидела на диете, так что не знаю, куда уж лучше.
— Все купим.
Аж мурашки по коже. Я таких слов ни от кого не слышала раньше.
Максим вновь смотрит на фотографию. Долго смотрит. Не улыбается, но и не могу сказать, что мрачно. На миг задумываюсь. Вот бы он обрадовался и был счастлив моей беременности! Так бы сразу все стало просто и понятно.
— У вас впервые такое? — спрашиваю еще тише, немного опасаясь привлечь его внимание.
— Что? — Максим поднимает глаза.
— Я спросила: это первый ваш ребенок? Извините, если личное, не отвечайте. У меня первый, признаюсь честно.
— У меня тоже первый. И давай уже на «ты» как-нибудь, раз такое дело.
Смущаюсь и быстро киваю. Почему-то его слова слышать приятно, я расслабляюсь и откидываюсь на спинку дивана.
Приносят бутерброды, беру один и откусываю побольше, сыр тянется — вкуснятина. Максим вновь жует какую-то траву.
— Они молодцы, конечно, — вещаю я, приободрившись от еды. — Сначала
— В смысле убалтывать? — Тон Одинцова окатывает холодной водой, вилка с укропом повисает в воздухе.
— Неверно выразилась, — тараторю. — Врач сперва плохо посчитала сроки, подумала, я еще младше, ну и они вывод сделали, что со мной беда случилась. Что ты меня силой. Извини.
Лицо Максима вытягивается. Он хмыкает, берет чашку кофе, делает глоток. Он как будто хочет мне что-то сказать, но никак не может себя пересилить и озвучить мысли. Словно его предложение — ему самому противно, и требуются все силы мира на то, чтобы сделать это.
Выдает:
— Ну да, понимаю. Со стороны такое себе.
— Ты меня к родителям отошлешь, да? — перехожу к главному. Терпеть больше нет сил. Сахара в крови, полагаю, достаточно. — Максим, я… у нас маленькая деревня, слухов будет… я утону. Если есть возможность, можно я поживу где-нибудь в другом месте, пока ребенок маленький? Мне даже помощники не нужны. Маму бы, но она брата не оставит, а я… ну не могу я туда ехать сейчас. Просто не могу. Я бы своим до родов вообще ничего не говорила.
Максим откладывает приборы и жестом зовет к себе на диван.
Мы оказываемся близко, шептать смысла нет, народу на террасе никого, но иначе не получается.
— Про твою деревню речь не идет, — говорит он ровно, при этом я вся обращаюсь в слух. — У вас ни поликлиники нормальной, ни роддома. Вчера я думал отправить тебя на Кипр, у моих друзей там апартаменты, но потом кое-что изменилось.
— Что именно?