В тот день Бобби не позвонила. Не позвонила она и вечером, когда поминки, подобно «Фау-2», уносились в алкосферу. И позднее ночью, когда пьяные бдения достигли своего апогея и «вышли на орбиту», телефон молчал. Не объявилась она и через два часа после полуночи, когда последние «плакальщики» спотыкаясь разбрелись по своим авто. По пути домой они будут угрожать безопасности всех, кто в этот злополучный час окажется с ними на одной дороге. В ту ночь сестричка не сомкнула глаз. Лежала в кровати и не могла расслабиться ни на минуту. Энн была на взводе, как бомба с часовым механизмом, готовая взорваться в любую минуту. Скрежеща зубами, впиваясь ногтями в ладони, она выдумывала план отмщения.
«Ну смотри у меня. Вернешься как миленькая. Уж ты у меня поплачешь…»
Бобби не перезвонила и на следующий день, и тогда, вопреки робким возражениям матери, Энн решилась на «неподобающий» шаг: отложить погребение.
– Я здесь буду решать, что пристойно, а что – нет. Его дочь обязана быть на похоронах, а эта поганка даже не потрудилась перезвонить. И оставь меня в покое!
Мать понуро уступила.
В ту ночь Энн вновь пыталась дозвониться сначала до Бобби, затем в кабинет градоначальника. По первому номеру по-прежнему пищала сирена, на втором включился автоответчик. Она терпеливо дождалась сигнала и надиктовала сообщение: «Мистер Беррингер, это сестра Бобби. От всей души желаю вам подцепить сифилис, который обнаружат не раньше, чем у вас отвалится нос и почернеют яйца в мошонке».
Затем она позвонила в справочную и попросила отыскать для нее три номера. Личный телефон Ньюта Беррингера, какую-нибудь Смит («Энни Смит, дорогуша, у них там все родственники») и какого-нибудь Брауна. В ответ на последний запрос ей продиктовали номер неких Брайанов, потому что других похожих фамилий не оказалось. По каждому из номеров на линии трещала сирена.
– Дрянь! – взвизгнула Энн, запустив телефоном в стену.
В спальне этажом выше в кровати поежилась мать, втайне желая, чтобы Бобби вообще не возвращалась. По крайней мере, пока Энн не в духе.
Погребение отложили еще на один день.
Родственники пытались возмутиться, но Энн дала им достойный отпор, уж будьте уверены. Похоронный распорядитель бросил на нее один взгляд и решил, что слова поперек не скажет, пусть ирландишка хоть сгниет в своем сосновом ящике. Энн, весь день не слезавшая с телефона, могла бы поздравить его со столь мудрым решением. Бешенство сестрицы хлестало через край, побив все предыдущие рекорды. Казалось, из строя вышли все телефоны Хейвена, как назло.
Энн и сама уже понимала, что дальше откладывать похороны нельзя. В этой битве победа осталась за Бобби. Ну что ж, так тому и быть, война-то не окончена, а если маленькая дрянь так считает, то ее ждет масса разочарований, и все они будут чертовски болезненными.
Без колебаний Энн приобрела билеты на самолет. Один – из штата Нью-Йорк в Бангор, и два – обратно.
Энн могла бы улететь в Бангор на следующий же день (тем более что в билетах стояло означенное число), да их малахольная старуха умудрилась свалиться со ступеней и сломать бедро. Шон О’Кейси когда-то сказал: «Уж если ты живешь с ирландцем, не избежать тебе парада дураков». Золотые слова. Заслышав вопли матери, Энн прибежала с заднего двора. Еще секунду назад она прохлаждалась в шезлонге, пытаясь впитать в себя немного солнечного света и обдумывая стратегию, как удержать Бобби в Ютике, когда она сумеет ее сюда затащить. Увидев матушку на нижней площадке узкого лестничного пролета – ее тело было вывернуто под чудовищным углом, – Энн страстно возжелала оставить старую каргу валяться там до тех пор, пока из нее не выветрится пьяная анестезия. От новоявленной вдовы разило как из винодельни.
В этот миг отчаяния и злости Энн поняла, что теперь придется поменять все планы, у нее даже закралась мысль, что мать все это подстроила специально. Напилась для храбрости и спрыгнула со ступенек. Зачем? А затем, чтобы сорвать операцию по поимке Бобби.
«Что ж, не выйдет, – решила Энн, направляясь к телефону. – Не получится. Уж если я что задумала, то непременно сделаю, так тому и быть. Я поеду в Хейвен, и меня там запомнят надолго. Приволоку мерзавку домой. Ох, они попляшут, и особенно – пропитой индюк, который посмел бросить трубку».
Она подошла к телефону и быстрыми сердитыми тычками набрала «Скорую» (после первого инсульта отца этот номер держали под рукой). Энн безмолвно скрежетала зубами.
Смыться из дома ей удалось не раньше девятого августа. Вкратце было так: Бобби, конечно, не перезвонила, и Энн оставила попытки с ней связаться. Ее больше не интересовали ни тупой сельский «горуправ», ни вечно пьяный приятель Бобби из Трои. Он, видимо, к ней заселился, дабы перепихиваться по полной программе. И ладненько. Пусть пока расслабятся, потеряют бдительность, оно и к лучшему.
Вот так она и оказалась в бангорском отеле «Городские огни». Лежит на казенной койке и скрежещет зубами, не в силах заснуть.