Опять наступила жаркая, изнурительная ночь. Друзья долго не могли уснуть. Лошади, мучившиеся от жажды, были очень неспокойны. Охотники лежали, думая о том, какую тревогу должна вызвать их неудачная поездка. Они были убеждены, что песчаная буря вынудила и Вильмовского прервать охоту. Теперь их друзья, по всей вероятности, знают об отсутствии Томека и Новицкого на ферме. Нет никакого сомнения, что они немедленно начали поиски. Наши охотники, удрученные печальными думами, в конце концов погрузились в тревожную дремоту.
Ржание лошадей и топот копыт внезапно прервали их сон. В ту же минуту они услышали протяжный вой. Охотники моментально вскочили на ноги.
— Динго! Проклятые динго! — крикнул боцман, хватая винтовку.
Но прежде чем они успели освободить оружие, завернутое в тряпки, в ущелье разыгралась короткая, но страшная борьба. Лошади, испуганные нападением голодных динго, вырвали из земли кусты, к которым были привязаны арканами. Когда боцман и Томек подбежали к месту, где были оставлены лошади, они увидели, что те, поддавшись панике, понеслись в степь. Вдруг сильная молния разорвала черный свод неба. В ее свете боцман увидел длинную тень, несущуюся за лошадьми. Быстро вскинул винтовку и выстрелил. Злобный вой динго несколько раз повторило эхо, отражаясь от каменных стен.
— Попал! Попал! — крикнул Томек.
Они побежали по направлению, откуда был слышен вой динго. Боцман одним выстрелом добил раненое животное. Они пошли на поиски лошадей. После получасовой тяжелой ходьбы они очутились в конце ущелья, где начиналась голая степь. Жгучий ветер с удвоенной силой бросил им в лицо тучу острого песка. Лошадей они не видели нигде, даже при свете молний.
— Возвращаемся в ущелье, — хрипло сказал боцман. — Нам здесь нечего делать. Коней и так не найдем, а эти молнии ничего хорошего не предвещают.
В молчании возвращались боцман и Томек в ущелье. Потеря лошадей удручала боцмана. До лагеря было не меньше двух дней хорошей езды верхом. Как же вернуться туда без лошадей, пищи и воды? Что будет с мальчиком? Ведь последние приключения уже лишили его сил. Оба они не выдержат без воды, даже если песчаная буря вскоре утихнет. Боцман был очень удручен и не знал, чем утешить своего молодого товарища.
Но Томек не требовал утешений. В то время как боцман раздумывал над тем, чем бы ободрить мальчика, тот решил ободрить своего опекуна. Поэтому он первый прервал молчание и сказал:
— У меня превосходная идея. Вместо того чтобы печалиться о потере лошадей, давайте будем играть в Стшелецкого.
— Что это с тобой, браток? — встревожился боцман, так как подумал, что у мальчика начался бред от жары.
— Со мной ничего, — ответил Томек. — Я думаю, что если мы чем-нибудь займемся, то перестанем думать о нашем положении.
— Как же об этом не думать! — вздохнул боцман.
— Можно, можно, только надо очень захотеть, — твердо сказал Томек. — Будем играть в Стшелецкого!
— Что ж это за игра такая? — спросил боцман, чтобы в этот тяжелый момент успокоить мальчика.
— Я буду Стшелецким, а вы дедушкой Бентли. Мы теперь находимся в непроходимом скрэбе, как это рассказывал Бентли. Мы застрелили лошадей, чтобы они не мучились от жажды.
— Порядок, мой ты Стшелецкий. Клячи уже зарезаны, и что дальше?
— Переждем бурю и пойдем на юг к заливу Порт-Филлип. Наш лагерь будет называться тоже Порт-Филлип.
— А мы туда дойдем без пищи и воды? — печально спросил боцман.
— Это очень хорошо, что у нас нет воды. Нас должны мучить и голод, и жажда. В противном случае игра ничего не стоит. Я сейчас выброшу последнюю небольшую консервную банку, чтобы у нас не было никакого искушения. Раз голод, так голод!
— Нет-нет, легче на поворотах, браток! — поспешно возразил боцман. — Играть играем, но без выбрасывания банок!
— Ну что ж, в конце концов, ничего. Пусть банка останется, теперь мы пойдем спать. Может быть, так скорее пройдет время до конца песчаной бури, — предложил Томек.
— Идет! Кто спит, тот не думает и восстанавливает силы, — похвалил Томека боцман, обрадованный хорошим самочувствием мальчика.
Они легли, положив головы на седла. Закрыли усталые глаза. Моряк был рад, что его молодой друг не отдает себе отчета в положении, а Томек тем временем, пряча лицо, молча глотал слезы. Он боялся ужасной смерти от голода и жажды, печально вспоминал об отце, который уже, наверное, бросился на поиски, несмотря на разгулявшуюся песчаную бурю.
«Как только утихнет горячий ветер, мы пойдем пешком в лагерь, — решил он про себя. — Ах, если бы тут были отец или Смуга!»
Наконец усталость взяла верх над печальными думами. Сон смежил ему веки, но и во сне его мучила тревога. Ему приснилась страшнейшая буря на море. Ослепительные молнии разрывали небо, гремел гром… «Аллигатор» ежеминутно заливали огромные волны. Томек стоял на верхней площадке. Он давал приказания перепуганному экипажу, как вдруг огромная волна накрыла палубу и судно скрылось в морской глубине. Он хотел кричать, но вода залила ему рот…