Томек в стране кенгуру

Тем временем лошади с величайшим трудом приближались к холмам. Горячая пыль крутилась в воздухе, вынуждала людей и животных закрывать глаза, лошади ежеминутно спотыкались на твердой, потрескавшейся от жары земле. Но через некоторое время они стали бежать ровнее и быстрее. Боцман открыл глаза. К своему удовольствию, он установил, что они очутились в небольшом ущелье, несколько защитившем их от вездесущей пыли, которую нес ветер. Боцман стал утешать приятеля:

— Ну, братишка, не унывай! Пожалуй, остановимся здесь под скалой и переждем бурю. Плохо, что нет с нами отца или хотя бы Бентли. Они, по крайней мере, знали бы, что делать в таком положении.

— А Смуга? — спросил Томек дрожащим голосом, вытирая руками покрасневшие глаза.

— Что ты хочешь от Смуги? — нетерпеливо спросил боцман.

— Я только хотел спросить, знал бы Смуга, что теперь надо делать?

— Ах, он, конечно, сразу бы разнюхал, где собака зарыта, — ответил боцман уныло.

— А вы не знали?

— Что ж, браток, о чем говорить! Ей-богу, не знал! Лучше всего будет, если мы переждем бурю в этом ущелье.

— Конечно, мы должны переждать эту бурю здесь, — согласился Томек. — Мне приходилось читать, что песчаные бури в Сахаре иногда засыпают целые караваны. Хорошо бы найти какую-нибудь пещеру. Я весь обсыпан пылью. Притом здесь очень жарко и душно. Я думаю, что Стёрт здесь погиб бы от жары и жажды.

Боцман перестал вытирать глаза платком и с тревогой спросил:

— Что это еще за Стёрт?

— Один из австралийских первооткрывателей. Мне о нем рассказывал Бентли. Стёрт даже причесаться не мог, потому что роговые гребни полопались от жары. К счастью, у меня металлический гребешок!

— А что случилось с этим путешественником?

— Ему грозила потеря зрения, и он потом умер от истощения, — пояснил Томек, довольный, что может похвастаться познаниями.

— Тьфу, черт возьми! Хорошее утешение!

— Жалко, что уже нет в живых нашего знаменитого путешественника, — продолжал мальчик. — Он-то, конечно, сумел бы довести нас до лагеря.

— Кого это ты опять выдумал?

— Я говорю о Павле Стшелецком.

— Перестань вспоминать всех этих мертвецов, — сердито сказал суеверный моряк. — Этим ты можешь навлечь на нас несчастье.

— Не бойся, ничего с нами не случится!

— Ты в этом уверен?

— А вы разве забыли о прорицателе из Порт-Саида? Он мне ничего не говорил о песчаной буре, значит с нами ничего не случится. Мне интересно только, о чем он думал, когда говорил, что я найду то, что другие будут искать безуспешно?

— Это предсказание немного оправдалось, — вмешался с улыбкой боцман. — Он тебе предсказывал одного друга, а у тебя их теперь целых три.

— Верно! Вижу, что вы помните предсказание. Кроме того, прорицатель говорил, что мой друг никогда не сможет выговорить ни одного слова. Если вы после этой песчаной бури потеряете голос, предсказание исполнится до конца.

— Не всякий сон в руку, брат ты мой. Я помню только хорошие предсказания, а в плохие не верю, — ответил боцман, стараясь казаться бодрым, хотя не был в восторге от слов своего товарища.

Беседуя так, они рассматривали узкое ущелье, пытаясь найти лучшее убежище. И наконец увидели глубокую нишу в отвесной стене.

— Мы здесь бросим якорь и переждем песчаную бурю, — сказал боцман, останавливая усталую лошадь.

Охотники быстро сняли седла с лошадей и арканами привязали их к росшим вблизи кустам. Потом, раздевшись почти донага, уселись на горячую землю, прильнули к скале, довольно хорошо защищавшей их от горячего вихря и надоедливой пыли. Страшная жара и усталость после погони за эму сморили Томека, и он вскоре уснул, положив голову на седло. Теперь, по крайней мере, боцману не надо было скрывать тревогу. Он тщательно вытер платочком наболевшие глаза и сорочкой укутал свой карабин и штуцер Томека, чтобы предохранить оружие от загрязнения красной пылью. Сделав это, боцман улегся на горячую землю. Стал раздумывать над выходом из неприятного положения, в каком он очутился вместе с мальчиком, порученным его опеке.

Время шло. Тучи красноватой пыли, гонимые горячим ветром, покрыли всю степь серым туманом. День клонился к вечеру, и постепенно стемнело. Звезды были еле видны сквозь туман и казались маленькими тлеющими огоньками.

Наступившее утро не принесло перемен. Боцман разделил остатки воды между лошадьми. На некоторое время они успокоились. Легли на землю под отвесной стеной ущелья, спрятав головы от надоедливой пыли. Охотников тоже мучила жажда. Манерки[56] Томека были давно уже пусты, а у боцмана осталось не больше стакана чая с ромом. Время от времени он предлагал мальчику выпить несколько капель, но сам не заглядывал в манерку уже много часов.

Томек оказался хорошим товарищем по несчастью. Сам делил остатки еды, не жаловался на голод и жажду и не соглашался, чтобы опекун отдавал ему свой микроскопический паек.

— Мы — друзья, и я ни за что не соглашусь, чтобы вы страдали от голода и жажды из-за меня, — серьезно говорил Томек. — Ведь я могу есть меньше вас, потому что я намного моложе.