Томек в Гран-Чако

Ленгуа принадлежали к самым многочисленным племенам Чако. Вожди отдельных родов, кочующих по просторам степей, саванн и пальмовых лесов, подчинялись единому главному вождю всех ленгуа. В род Тарумы входило больше десяти семей, которые из-за продолжительной засухи уже несколько недель кочевали вдоль берега реки – здесь хватало воды, легче было охотиться.

Томек прошелся вместе с Динго по тольдо, с любопытством оглядывая все вокруг. Примитивные шалаши, кое-как сплетенные из веток и пальмовых листьев, конечно, не могли защитить от дождей и бурь, но они редко случались в Чако, а вот от палящего солнца укрыться в них было можно. Неподалеку от тольдо находились делянки маниоки и кукурузы.

Женщины-ленгуа, казалось, уже забыли об утреннем налете. Одетые лишь в короткие юбочки из домотканого материала либо из страусиной кожи, они занимались хозяйством. Охотники принесли туши тапира, броненосца, трех пекарей, оленя и нескольких попугаев, мальчишки наловили рыбы, теперь женщины варили и жарили мясо, рыбу, толкли в деревянных ступах кукурузные зерна, чистили корни маниоки, готовясь к большому вечернему пиршеству. Из близлежащего леса доносились крики детей, собирающих плоды дикорастущих деревьев.

Шалаши строили мужчины, но все остальные работы выполнялись женщинами, во время переходов они даже таскали на себе весь скарб. Особое внимание Томека привлек примитивный способ тканья разноцветных узорчатых пончо[131], десятки лет они служили одновременно и плащом, и покрывалом.

Все, что требовалось женщине-ленгуа для тканья этой прекрасной накидки, – несколько прутьев и собственный большой палец на левой ноге – за него зацеплялись нитки.

Томек присел рядом с отцом. Тот вместе с Тарумой пил мате в окружении темнокожих молодых воинов. Шрамы на коже индейцев рассказывали о межплеменных схватках, об опасной охоте на хищников. Все мужчины из племени имели на теле татуировки и были разрисованы краской. Шеи ленгуа украшались ожерельями из зубов разных зверей, волосы – перьями цапель и попугаев, уши – большими деревянными кольцами. Наряд состоял из широких кожаных или цветных тканых поясов с бахромой.

Еще до наступления вечера запылали большие костры. По приглашению Тарумы все участники экспедиции уселись перед его шалашом, самым большим в лагере. Пиршество началось. Гостеприимные ленгуа потчевали своих белых гостей, подносили им чичу, просили оставаться в тольдо сколько захотят.

Вскоре после наступления ночи, когда на звездном небе появилась круглая луна, по знаку старого шамана на утоптанную площадку вышли мужчины, выстроились рядами, обняв друг друга за плечи. Между ними встали и женщины. Под монотонное хоровое пение начались обрядовые пляски.

То было пленительное, романтическое зрелище. Повернувшись лицом друг к другу, мужчины и женщины ритмично подпрыгивали, переставляли ноги, ряды обхвативших друг друга за плечи танцоров то сближались, то расходились. В таинственном, как будто чуть затянутом дымкой лунном свете огни костров бросали на обнаженные тела танцоров мерцающие кровавые отблески.

– Смотри, отец! – прошептал Томек.

– Зов детей природы… – тихо отозвался Вильмовский.

Габоку и Мара, Гурува и Педиква с забинтованной головой в каком-то мистическом порыве тоже включились в обрядный танец.

* * *

Тарума предоставил Вильмовским носильщиков и проводников. На бескрайних просторах саванны, степей и пальмовых рощ они находили правильное направление, подчиняясь ведшему их вековечному чутью кочевников. Все, кроме Габоку, Мары и Гурувы, ехали верхом и после прошедшего без всяких происшествий трехдневного путешествия добрались до Пуэрто-Суареса.

Это пограничное боливийское местечко при ближайшем рассмотрении оказалось всего-навсего поселком. В двадцати километрах на восток от него находилась боливийско-бразильская граница, а от нее оставалось лишь пятнадцать километров до Корумбы, расположенной на берегу реки Парагвай.

В Пуэрто-Суаресе, на окраинах которого нередко можно было повстречаться со страусами, удавами боа и пумами, насчитывалось всего-то чуть более тысячи жителей, почти без исключения метисов. Единственная лавка, принадлежавшая немецкому эмигранту, женатому на индианке из племени бороро[132], снабжала всем, что только могло понадобиться людям в этой бескрайней пустыне. Сюда же приходили индейцы ленгуа, бороро, тоба и других племен, чтобы поменять выращенные ими продукты земледелия и охотничьи трофеи на ружья, порох и на всякий контрабандный товар из Бразилии. Пуэрто-Суарес существовал за счет контрабанды и славился ею. Боливийские власти абсолютно не волновала какая-либо нелегальная деятельность на далеких, безлюдных рубежах страны, а бразильских таможенников контрабандисты с легкостью обходили.

Вильмовский разбил лагерь неподалеку от Пуэрто-Суареса, в одноэтажных домиках которого царили влажность, духота и неисчислимые полчища клопов.