Томас

Когда Чертыхальски подошел к трамвайной остановке, он увидел нечто странное и при этом озадачивающее. На площадке между урной и скамейкой стоял мужчина годиков эдак за пятьдесят. Есть такое слово — «диссонанс». Это про него. По цветотеням, выпуклостям, по морщинам на лице было заметно, что перед Томасом стоял бывалый ветеран бесславных войн уничтожения декалитров. Наиболее выступающая часть лица вполне могла принадлежать Джузеппе, это который Сизый Нос. Лоб. И Сократу было бы не зазорно иметь такой лобище. А ещё Томас обратил внимание на уши — пухлые, с синими и красными ниточками, мясистые. Это было лицо. Одежда? Модные светлые шорты, явно дорогие сандалии на босу ногу и ослепительная по белизне и чистоте рубашка с короткими рукавами. Тонкий, темно-синий галстук (явно на резинке), подмышкой — коричневой кожи барсетка с кармашком для мобильного, из которого хвостиком торчала черная «нокиа». На запястье «омега». Томас подумал, неужели котлы настоящие?

Это оболочка и список актеров, принимающих участие в мизансцене, а теперь переходим к действию. Мужчина свистел. Стоял, прикрыв глаза, и не насвистывал, а именно — свистел. Звонко, ярко, явно наслаждаясь процессом. Дикое джазовое варево из Гершвина, Паульса, Шнитке и «Дип Пёрпл» подействовало на Томаса отрезвляюще.

Чертыхальски огляделся — вокруг, в эпицентре этого термоядерно-водородного музыкального взрыва — никого и ничего. Тишина. Город умер. Машин не видно и не слышно. Птицы перестали петь, ветер стих. Тихоню посетило счастливое ощущение, что мир в одночасье лишился самого недорогого: гудящих заводов, голубей, тарахтящих самосвалов, зануд людей, орущих магнитофонов, скворцов, дребезжащих трамваев. Здесь, на остановке, стояли только он и этот свистящий чудак.

Чтобы внести полную ясность и попытаться обрести ускользающий смысл настоящего, Томас посмотрел вниз — вдруг на земле лежит шляпа, или картонная коробка? Пусто...

Выпрямиться и поднять глаза Тихоню заставил вопрос свистуна:

— Уважаемый, а не выпить ли нам на брудершафт?

14 Только степь, только терриконы!

Если вы вернетесь на пару страниц назад, то легко найдете место, где я пишу о церемонии, и о том, что якобы Томас боится наступающих праздников. Сознаюсь, никудышный я мастер интриги — мне не хватает силы воли, чтобы особые истории припасти для финала или, наоборот, с них начать, тем самым придав рассказу особую многозначительность и таинственность. Наверное, если б я ставил себе цель родить бестселлер, то начал бы не с поездки Томаса на Ослике, а с событий, произошедших в декабре 1913 года далеко от Городка — в Бресте. Но, это было бы неправильно. Я не хочу подстраиваться под требования жадной до развлечений публики — у этой истории своя драматургия и нелогичный порядок сцен.

Сделайте героем романа пройдоху вора, ловкого сыщика, начинающего мага или командира звездолета и успех вам почти обеспечен. Хорошо писать об университетской профессуре, докторах, писателях и журналистах, спортсменах, художниках, охотниках и шпионах, гадалках и маньяках. Для полной верности поместите героя в какую-нибудь экзотическую страну эпохи перемен. Конечно, когда вы берете в руки книгу и с первых страниц переноситесь в венские салоны конца девятнадцатого века или солнечные пляжи Калифорнии тридцатых годов минувшего столетия, в этом есть свой шик. Викторианская Британия, пыльный Запад свободных американских государств эпохи переселения и войн с индейцами, пиратские кровавые будни, петербургские трущобы, дворцы аристократов, — да много ли существует времен, где нам бы хотелось пожить или скромно заглянуть за их тяжелые портьеры? Выпить рюмку кальвадоса в парижском кафе с эмигрантом, затянуться синим опиумным дымком с китайскими мудрецами, на утренней зорьке наловить форели или наточить гарпун, разобрать старинные рукописи в заброшенной библиотеке, трясущимися руками разорвать кружева, обнять пьяную проститутку, при этом нащупывая во внутреннем кармане пальто скальпель; опустить перископ, поднять швартовые, завести моторы, выучить заклинание, выкопать окопы — всё хорошо, всё интересно.

Но моя история не об этом.