Томас

Люся отстранилась, вытерла губы тыльной стороной ладони и сказала с издевкой:

— На все хотелки Тоне предай, а ни пошла бы она на ***, ведьма старая.

Люся обернулась назад, посмотрела в черный провал тоннеля, и её лицо исказила гримаса бешеной ярости и боли. Сжав сухенькие кулачки, по-стариковски зло зашипела:

— На ***!!!

И тут же, хмельно улыбаясь, Люся подмигнула Томасу и засмеялась заливисто, как девушка на первом свидании. Отступила в ночь, начала таять и в какой-то момент скрылась во тьме — только изредка откуда-то издалека было слышно её покашливание...

Тихоня, ещё полностью не пришедший в себя, двинулся к тоннелю, машинально переставляя ноги. В голове звенело, в желудке плескалась кислота, а рот наполнился тягучей вязкой слюной. Тело страдало при малейшем движении: руки-ноги затекли и горели, словно их варили в кипятке. Но Томас терпел. Чтобы отвлечься, он попытался расплести космы образов, околдовавших его, но вспомнить ничего не удалось.

Языки пламени факелов остались позади — он шел в кромешном мраке.

Хлюпанье луж и чавканье скользких мхов под ногами. Хрип дыхания. Похолодало. Воздух сырой, затхлый, как в древнем каземате. Томас прислушался, ожидая писка мышей или крыс под ногами, но к своему удивлению иной звук ворвался, поселился внутри его головы. Звон исчез и раздался отчетливый ни с чем не сравнимый воробьиный гомон. Монотонный, громкий, чем-то похожий на зудение цикад. Тихоня выставил вперед руки, чтобы не наткнуться на каменную стену. Он потерял внутренний ориентир и не был уверен, правильно ли идет. Это в самых темных штольнях и выработках ему было известно, где север-юг и запад-восток, но здесь, без поводыря, он, наверное, мог и заблудиться.

Шаг за шагом, вдох-выдох. Боль постепенно из тела ушла. Наконец, далеко-далеко впереди, как лучина на ветру замерцала звездочка. Томас не пошел — побежал, высоко задирая колени, задыхаясь, боясь потерять выход. Казалось, конца-края не будет этому тоннелю. Тихоня стал хрипеть. Пот выедал глаза. Легкие так накалились, что готовы были вспыхнуть. Когда он уже готов был сдаться, лучина стала гореть ярче и показался серый на чёрном квадрат.

Последние метры перед ступенями он сбился на шаг. Остановился, стараясь перевести дыхание и унять колотившееся в груди сердце. Оперся одной рукой о влажную склизкую стену, а вторую положил на бок, где пылала его печень. Подумал, хорошо, что не курит, а если бы курил? Капец...

Собравшись с духом, стал подниматься по лестнице. На половине пути заметил, что, несмотря на позднюю ночь, машины стоят там же, а посередине, на фоне звездного неба сарматской каменной бабой возвышалась огромная чёрная фигура. Огонек зажжённой сигареты, описав дугу, упал на землю и рассыпался в искрах. Фары джипов и минивэна вспыхнули, осветив силуэт Тони. Томас подошел к ней, остановился. Почему-то ему было тяжело на неё смотреть. Нагнулся, стал выбивать пыль из брюк. Потом задрал штанину и, надорвав уже ненужный бинт, начал его распутывать. Снимая слой за слоем, шептал: «Да когда ж он, сука, кончится? Вот тварь...». Не выдержав, остатки бинта разорвал в хлам и бросил на землю.

Выпрямился.

— Это... Там... — промямлил Томас, но баронесса перебила его.

— Да слышала уж... Весь Городок слышал.

Повеяло холодом. Тихоня присмотрелся. Лицо Антонины Петровны было каменным. Прищуренные глазки, плотно сжатые губы. Из огромных как жерла печных труб ноздрей вырывался белесый пар, а на верхней губе волоски усов покрылись инеем.

Когда Тихоня усаживался в минивэн, он вдруг ощутил на губах вкус полыни, и перед ним как живая встала глумливая ухмылка Люси...

31 Житие преподобномучеников Феодора и Василия Печерских

Иван Степаныч Попов страдал. Вот уже третий день его одолевали хвори — по всему телу вдруг пошли чирьи. Горные гряды фурункулов, рассыпавшись по спине, подмышками, на шее, мешали ходить, лежать, думать, жить, наконец! Метициллин, мазь Вишневского, пивные дрожжи в таблетках, протирки, присыпки помогали, но не так чтобы очень. Всё дело шло к переливанию крови. Иван Степаныч готовился лечь в больницу. Этим вечером, чтобы как-то занять свой воспаленный от непрекращающейся боли и недосыпания мозг, он включил компьютер и в интернете в поисковике набрал следующие слова"патерик Киево-Печерского монастыря«. Тут же выскочил список, на верхних строчках которого, помимо сайтов о Киево-Печерской лавре и объяснения, что такое патерик, он заметил несколько ссылок на страницы с названием «Преподобномученики Феодор и Василий Печерские». Судя по рейтингу, житие этих святых интересовало читателей чаще других преподобных. Пара кликов и перед Поповым появилась страничка какой-то христианской общественной организации. Сайт был украшен русским орнаментом под старину, в углах стояли фотографии икон, календари с православными праздниками. Верху горело название рассказа.

Иван Степаныч подошел к монитору и чуть нагнулся — сидеть он не мог по причине вышеуказанной обидной болезни.

***