Жара начала спадать, но температура воздуха еще держалась градусах на двадцати пяти, в общем, было вполне комфортно. Помимо бригады Папикова, в палаточном городке работало еще шесть операционных бригад, но они столовались отдельно от знаменитого московского хирурга, метрах в пятидесяти от их навеса, хотя и с одной кухни и одними и теми же блюдами, правда, вместо московской водки им полагался медицинский спирт. Здесь же при палаточном городке действовал и хорошо оснащенный и экипированный лазарет для послеоперационной реабилитации, которая длилась обычно до тех пор, как только прооперированный признавался способным для транспортировки, тогда его перевозили в какой-нибудь из больших стационарных госпиталей Советского Союза, от Ташкента и до Москвы, согласно решению Военно-врачебной комиссии.
Небо над палаточным городком стояло высокое, безоблачное, и ровный солнечный свет заливал округу на многие доступные взору километры. Далеко на юге в лиловой дымке вырисовывались на горизонте предгорья Копетдага – там оно и зародилось, это землетрясение, унесшее десятки тысяч жизней и искалечившее попутно еще десятки тысяч судеб. Порядок в городке был образцовый. Трудолюбиво и монотонно гудели дизели, все шло своим ходом. На окраине палаточного городка даже начала работать прачечная.
Метрах в тридцати от обедающей команды Папикова прошли два санитара с тяжелыми, горкой груженными носилками, прикрытыми серой клеенкой, и за ними третий санитар с двумя лопатами и кайлом.
– Акимочкин! – крикнул вслед санитарам старшина из лазаретной команды. – Акимочкин, зарывайте без халтуры, не меньше чем на полтора метра. Проверю!
Несшие тяжелые носилки санитары враз мотнули головами: дескать, согласны, поняли.
Александре, проследившей за этой сценкой, не надо было ничего объяснять, она знала, в чем дело. А дело было в том, что санитары несли хоронить ампутированные конечности, а говоря по-людски, руки-ноги, еще недавно бывшие частью молодых людей, которые три дня назад и предположить не могли, что останутся калеками на всю жизнь.
Выпили под баранину, такую вкусную, что под нее было бы грех не выпить.
– А вы по какой статье? – пытливо взглянув на Адама, спросил Папиков.
– По пятьдесят восьмой.
– Тогда налейте еще по рюмке, хороша баранина! – Папиков подождал, пока Адам налил, поднял стопку. – Будем живы, здоровы и благополучны!
Папиков и Адам выпили по полной стопке, а женщинам досталось по половинке.
– Значит, политический, – усмехнулся Папиков. – Я тоже по ней сидел. Как война началась – выпустили.
Адам взглянул на Папикова с явным удивлением.
– Вы что-то хотели сказать? – спросил его Папиков.
– Ничего, – отвечал Адам, – просто не ожидал, что и вы…
– Я? Да разве я один? Таких сотни тысяч…
– И вы теперь генерал, – сказал Адам.
– Пока генерал, – усмехнулся Папиков, – а надо будет – вспомнят.
– Это я понимаю, – сказал Адам, и его эмалево-синие глаза засветились чувством какой-то особенной родственной приязни к Папикову, и даже не к его судьбе, а к философии, так явственно прозвучавшей в интонациях голоса.
«Когда я буду не нужен, меня ликвидируют, а пока я нужен», – моментально вспомнила Александра слова Адама, сказанные ей давным-давно, еще в той, прошлой жизни… Они тогда только-только познакомились и шли от своего ППГ 3-й линии через мелколесье к полю, в котором были счастливы. Боже мой, как это было давно, но ведь было…
Санитары с тяжелыми носилками, накрытыми серой клеенкой, скрылись из виду за крайними палатками городка.
Вторую бутылку водки пить не стали. Александр Суренович принялся жевать свой табак (нас), а остальные запивали сытный обед поданным поваром компотом из сухофруктов.
– Хороший, холодненький! – порадовалась Наташа Папикова. – Спасибо! – кивнула она повару.
– На доброе здоровьечко! – степенно отвечал тот. – А може, в душике хотите помыться? Вода в бочках горячая – от солнца нагрелась!
– Спасибо, после работы, – ответила за Наталью Александра.
Работы было много и вся срочная. Ни Папикову, ни Адаму, ни Наталье, ни Александре к работе было не привыкать. К тому же Адам очень пришелся Папикову по душе как ассистент, и это обстоятельство еще крепче сблизило семейные пары. Да, пары, а как сказать иначе? Наталья уже была законной женой Папикова, Александра еще была законной женой Адама Домбровского, возможно, навсегда переставшего быть в их компании Алексеем Половинкиным.
В самом начале знакомства Адама с Папиковым Адам вдруг сам так представился:
– Капитан Адам Домбровский.
То ли на него подействовала знаменитость Папикова, то ли бог его знает что, но представился вдруг он своим подлинным именем. Наверное, ретивое заговорило, польское.