Том 8. Прощеное воскресенье

За стеной кочегарки было по-летнему тихо, и во дворе тишина, даже с улицы не доносились обычные звонки трамваев. Во дворе уже вовсю светило солнце и потихонечку вступал в силу томительный зной, а у них в «дворницкой» была благодать. Александра привезла с собой от Ксении не только душицу и мяту, но и несколько веточек чабреца, которые она сорвала в степи за поселком, и теперь в комнате горьковато пахло степным привольем.

– Давно я не была в степи, – наконец сказала мама, растирая между ладонями пахучие листья чабреца. – Представляю, какая там красота. Скоро Надиному Артему пять лет… Она приглашает. Ты смотри, не проговорись про мужа.

– Надя в курсе, что я уехала на розыски, как же я промолчу?

– Я о том, что Адам осужден… Не надо ей знать этого… Никому не надо, не нашла – и все.

– Наверное, ма, ты права, а я бы ляпнула. Ты права, к сожалению, – добавила Александра с усмешкой. – Я так пропиталась угольной пылью в этом тендере, что и переодевание не помогает.

– Пойдем-ка мы с тобой в баню, – предложила мать, – летним днем, а тем более с утра, там более-менее свободно. Простыни-наволочки снимем – наверняка высохли на этой жаре – и пойдем. Завтра тебе на работу, а мне к Артему.

В те времена ванные комнаты в квартирах были большой редкостью. Основная масса людей пользовалась городскими банями. Накануне войны в столице действовало пятьдесят восемь городских бань, в которых могла мыться одновременно двадцать одна тысяча человек. Конечно, были еще бани заводские, фабричные, ведомственные, то есть бани, закрытые для посторонних. В годы войны количество бань резко уменьшилось, из-за нехватки угля топили там торфом с Сучьих болот (район Южного порта), сплошь и рядом вода в банях была не горячая, а теплая. После войны банное хозяйство города быстро наладилось. Термин «помывка народонаселения» мелькал в газетных отчетах с коммунального фронта столицы. Например, в 1947 году, согласно отчетной статистике коммунальщиков, народонаселением Москвы было совершено сорок девять миллионов триста двадцать одна тысяча «помывок». В одну из них и попали мать с дочкой.

– Славно помылись, – сказала Александра, переступив порог «дворницкой». – Я как снова на свет родилась после тендера.

– Вот и живи, доченька, – ласково сказала Анна Карповна, – главное – учись!

– Мам, ну ты о чем ни заговоришь, обязательно закончишь: «Главное – учись»! Это у тебя пунктик: «Карфаген должен быть разрушен»!

– Давай-ка я еще чайку заварю твоей душицей и мятой, – миролюбиво сказала мать, – не сердись.

Они пили чай с удовольствием, заварка получилась очень ароматная, а сахар вприкуску еще и оттенял запах душистых трав.

– Ой, ма, если б ты видела, какие у нее дети! А глаза и у девочки, и у мальчика – глаза Адама, такие грустные… Боже, как я хочу своего ребеночка…

– В институт поступишь – и выходи замуж, а маленького я подниму, пока при силе.

– За кого замуж? Я замужем.

– Саша, ты понимаешь, что это не совсем так…

– Понимаю. Если Адам жив-здоров и вернется, я все равно не стану отнимать у детей отца.

– Вот и я о том же, – тихо сказала мать, – тут обсуждать нечего. А что мы подарим Артемке? Я, например, свяжу ему свитерок, носочки, варежки, а ты?

– Не знаю… надо подумать. Слушай, а давай подарим ему моего любимого «Робинзона Крузо». Книжка цела?

– Цела. – Мать прошла к деревянному ларю у двери и скоро вынула оттуда большую книгу, обернутую поверх твердой обложки газетой 1925 года. Это была первая книга, которую Сашенька прочла не говорившей по-русски маме. Они читали весь первый класс.

– Ма, а мы ее тоже с помойки принесли? Я что-то не помню, – снимая пожелтевшую газету с книжной обложки, спросила Саша. – Ой, какая красивая! Какой Робинзон на обложке красавец! И козьи шкуры на нем. И ружье за плечами, и островерхая шапка! Неужели с помойки?

– Нет, это была первая и единственная книжка, которую я купила тебе сама, – светло улыбаясь, проговорила Анна Карповна. – Мы ведь тогда с тобой приехали в Москву, как на необитаемый остров высадились. Вот я увидела на лотке эту книжку и не смогла устоять, хорошо, книги тогда были дешевые.

– Они и сейчас недорогие. А иллюстрации в ней цветные – прелесть! Отличный подарок: любимая книжка крестной матери крестному сыну.

– А ты так и подпиши Теме, – предложила Анна Карповна. – Память будет хорошая, да и книга важная, как говорится, на все времена. А Тема уже вывески читает. Вот пусть и начинает читать эту книжку, пусть учит меня русской грамоте. Думаю, это ему понравится, он любит руководить.

– Хорошо придумала, ма, молодец! Ты учишь его украинскому, а он будет учить тебя русскому. Кстати, как он по-украински?

– Отлично! Как мы с тобой. У него абсолютный музыкальный слух, он и по-армянски говорит так, что от зубов отскакивает, и песни армянские поет с отцом. Молодец Карен! Если бы не он, Надя бы точно испортила парнишку.

С тех пор как вернулась с войны Александра и они стали говорить дома по-русски, Анна Карповна еще больше замкнулась на людях, слово боялась проронить – вдруг выскочит русское, да еще с ее безупречным произношением.

XII