[116]Выведу я еще то, что религія сама по себ не есть истина, такъ какъ религій много есть, было и будетъ, а есть только произведенiе человческаго ума, отвчающее на извстную склонность, <какъ гаданія,[117] псни и т. п.>. Намъ говорятъ: религія все объяснила; допустивъ разъ существованіе Бога, вы знаете все: какъ начался міръ? человкъ? отчего разные языки, отчего радуга? что будетъ за гробомъ? и т. д. Это — правда. Все ясно, исключая самой религіи, которая тмъ темне, чмъ ясне все остальное. Религій много, и вс они просятъ вры и снисхожденія къ неразумному основанію, все остальное представляютъ яснымъ. <Я знаю сумашедшаго священника, который говоритъ, что онъ Богъ Деиръ, что мать его Гаргара раздлила свтъ на два полушарія, надъ которыми надъ однимъ онъ, надъ другимъ Картограй и т. д. У него сложная запутанная миологія, объясняющая начала всхъ вещей, и онъ сердится, когда допрашиваешь его о начал, но зато въ простыхъ вопросахъ жизни онъ съ улыбкой показываетъ вамъ, какъ вс явленія жизни подтверждаютъ его начала и какъ они ясны.> — Для людей же, неудовлетворяющихся религіозными отвтами, вс явленія жизни одинаково неясны, но зa то ни въ одномъ нтъ боле неясности, чмъ въ другомъ. Почему ростетъ растеніе? какая сила сдерживаетъ атомы? также неясно какъ то, чт`o будетъ за гробомъ и какъ явился первый человкъ. —
Кругъ знаній людскихъ есть рдко нанизанное ожерелье. Бусы — это наши знанія, на которыя намъ радостно смотрть и которыя мы перебираемъ съ гордостью, — черная нитка — это хаосъ мысли — неизвстность, который намъ страшенъ. Религія съ первобытнымъ пріемомъ тряхнетъ ожерелье, и вс бусы вмст; только у нея подъ рукой остается въ одномъ мст большая доля черной нитки, на которую мы не должны смотрть, но за то между сдвинутыми бусами — красота, симетрія, и нтъ промежутка для сомннія. Неврующіе боле или мене искусно раздвигаютъ на равные промежутки бусы, чтобы закрыть нитку, но она видна между каждыми двумя бусами. Задвинемъ промежутокъ передъ глазами, тмъ больше онъ въ другой сторон круга.[118]
* [ЗАМЕТКА О ТУЛЬСКОЙ ПОЛИЦИИ.]
Докторъ Ильинский подвергся строгой отвтственности за то, что онъ по длу........[119] сказалъ — и кому же? — Частному Приставу!! сказалъ слово: безобразно. Иностранецъ Мора, владлецъ гастрономическаго магазина, у котораго покупаютъ только самые богатые люди, точно также былъ казненъ правосудіемъ за неучтивое маханіе руками передъ полиціей, которая осматривала его заведеніе съ цлью убдиться, нтъ ли у него между p^at'e de foie gras,[120] продающимся по 10 р., вредного для народнаго здравія горошка. И по дломъ. Сердце радуется въ числ другихъ поступательному движенію нашего отечества на пути прогресса (кажется, я такъ выражаюсь) видть, какъ облагораживается наша полиція. Вчера я на самомъ себ имлъ случай испытать это облагороженіе. —
24 марта, 21 день тому назадъ, я прозжалъ изъ Москвы черезъ рку Упу въ город Тул. Подводъ на берегу стояло около сотни, паромъ былъ одинъ, и подводы ждали по три, по 4 дня. Ямщикъ сказалъ мн: «скажите, что вы по казенной». Я отвергъ его предложеніе съ достоинствомъ,[121] и такъ какъ у меня было мало вещей и я халъ на перекладной, я взялъ вещи, слъ на лодку и перехалъ. Прошло 20 дней. Я забылъ объ этой переправ и послалъ своихъ людей на 3-хъ лошадяхъ съ возами ветчины, сала и масла въ Москву. Вчера, два дня посл отъзда въ Москву, человкъ мой возвратился съ извстіемъ, что <воза> стоятъ въ Тул, что не перевозятъ иначе
Посланный мой объяснилъ, что онъ предлагалъ квартальному по 1 р., по 2 съ подводы, но мужественные чины Тульской полиціи отвергли его предложеніе, и я даже боюсь, какъ бы онъ не былъ привлеченъ къ суду зa этотъ поступокъ. Полиція, мы можемъ смло сказать, облагорожена. Слава Богу.
Посланный мой и другіе мужики и извощики, у которыхъ дохли лошади отъ безкормицы, которые разорились на этомъ перевоз и понесли огромные убытки, преступно искушали полицiю только по своему невжеству, и ихъ надо извинить.
Человкъ мой говорилъ мн: «съ нашихъ подводъ отъ порчи масла, отъ убытковъ непродажи ветчины, по 1 1/ 2р. за пудъ дешевле противъ Московской цны, отъ того что прошь съ лошадьми, съ нашихъ подводъ 2-хъ, — говорилъ мн этотъ невжественный человкъ, — убытку мало сказать 100 р. — такъ отчего же мн не дать 5 р. полицейскому? Я бы 20 далъ и то бы мы въ барышахъ были. Паромъ бы цлый построить, и то бы меньше убытку было. И вс такъ судятъ», — говорилъ онъ.[123]