Том 7. Произведения 1856-1869 гг.

Какъ скотина изъ улицы разбрелась по дворамъ и размстилась по клетямъ, каждая штука въ свое мсто, такъ и народъ съ разныхъ сторонъ, кто съ пашни, кто съ моста (тамъ плотники работали), кто съ поля, кто изъ деннаго, разобрался каждый въ свое мсто. —

Молодой мужикъ плотникъ (у него на кушак за спиной вмст былъ связанъ армякъ, полусажень и топоръ) подошелъ къ угловому дому, отъ проулка, и спросилъ хозяина.

— Ермилъ Антонычъ или не бывалъ еще?

— Еще съ утра въ Заску на покосъ съ ребятами похалъ, скоро прідутъ, я чай. — Ты чей, родной? Кажись, Ясенской? — спросила старуха. Она была вдова, сестра хозяина.

— Мы плотники съ моста, — отвчалъ плотникъ. — Бабы на барщин что ль?

— Слышь, играютъ, — сказала старуха.

Хороводъ[76] съ пснями приближался по дорог, за оврагомъ краснлась толпа бабъ и двокъ. Плотникъ пошелъ за уголъ.

Изъ подъ горы поднимался мужикъ съ поля. Онъ сидлъ бокомъ на лошади запряженной въ сох, жеребенокъ стригунъ бжалъ сзади. Мужикъ этотъ [былъ] Гараська, старшій сынъ старика Капыла. Герасимъ[77] съ утра выхалъ въ поле, на дальнюю пашню. У нихъ тамъ три осьминника было незапаханныхъ, и отецъ веллъ ему ихъ запахать до вечера, а коли тяжело кобыл будетъ, такъ хуть 2. Герасимъ выхалъ рано; пашня была на запад съ сырцой; сошники онъ переладилъ и поперилъ дома и къ вечеру запахалъ вс три. — Кто самъ не пахалъ, тотъ не знаетъ, какъ тло легко и душа весела, когда отъ зари до зари, одинъ, борозда за бороздой, подвигался на пашн, и работа спорилась, и дошелъ до другаго края, и борозда скосилась на уголъ, и уголокъ вывертлъ и подвязалъ сволока, подстелилъ подъ жопу армякъ и вовремя похалъ къ дому, по пыли дороги бороздя за собой дв черты сволоками, и по дорог домой со всхъ сторонъ попадаются мужики и бабы,[78] и со всми весело шутится, какъ знаешь, что дло сдлано, на пашню ворочаться уже незачмъ до Ильина дни.

[79]Герасимъ побалтывалъ ногой, обутой новымъ лаптемъ, по оглобл и плъ псню. Завидвъ хороводъ бабъ, онъ почесалъ голову, замолчалъ и усмхнулся. Хоть и женатъ быль Герасимъ, а любилъ бабъ молодыхъ. Увидавъ плотника, Герасимъ скинулъ поджатую ногу съ спины лошади и соскочилъ. — «A! Лизунъ! <чортъ тебя возьми, что рано съ работы сошелъ, аль домой> курвинъ сынъ, аль разсчетъ взялъ, косушку поставить хочешь!» — Герасимъ засмялся и треснулъ Лизуна по спин кнутовищемъ, — «то-то бы выпили, <умаялся цлый день пахамши> съ работы-то».

** 5.

Это было въ суботу въ самыя Петровки. Уборка сна была такая, что старики не запомнятъ. Не сно, а чай въ стога клали. Крестьянскіе луга почти вс были убраны, оставался одинъ Кочакъ. Не больше какъ на день міру косьбы. Господскіе луга тоже больше половины уже подкошены были. Дни стояли такіе красные, жаркіе, — чт`o съ утра по рос подкосятъ, къ вечеру въ валы греби, а на другой день хоть въ стога кидай, и на неб ни тучки. А все народъ, сколько могъ, торопился за погоду убираться. И прикащикъ[80] очень хлопоталъ барское убирать, съ утра до ночи съ бабами, красный сталъ, потъ градомъ катится, рубаха разстегнута, все кричитъ, все съ палкой около бабъ ходитъ, съ тла спаль. Хоть не свое, а хозяйственное дло, какъ возьмешься за него, такъ не заснешь покойно, покуда не кончишь. — Не ты дло длаешь, a дло тебя за собой тянетъ. Богъ же далъ въ это лто, что было что косить, и грести, и возить. На тягло возовъ по 6 убрали, да еще въ Кочак такая трава стояла, что на низу не пролзешь. Кром покосовъ, тутъ же и пахота подоспла, а пахота крпка была, такъ что кто за погодой не усплъ, такъ сошники ломали и лошадей надсаживали на пашн.[81]

[82]Въ сел цлый день было пусто, вс были на работ, нешто какая баба хворая дома рубахи на пруду стирала или холсты стелила, да старики и старухи съ малыми ребятами. Только на барскомъ двор, за прудомъ, народъ дома былъ. Тамъ, извстное дло, какъ господа дома, — покосъ не покосъ, уборка не уборка: холопи, кучера, повара, садовники, дворовые — вс одно дло длаютъ. Дло не длай, а отъ дла не бгай.

Пастухи свое время не пропустятъ; только солнышко стало за лсъ закатываться, ужъ завиднлась[83] пыль по большой дорог, и заслышалась скотина. Скотина ходила по отав и въ недлю совсмъ другая стала — повеселла. Скотина въ деревн все одно, что часы в город. Прогнали скотину, значитъ, пора и всмъ домой в деревню. Ребята заслышали скотину, переловили лошадей и похали домой изъ деннаго. Бабы на барщин у выборного отпросились и съ граблями за плечами пошли хороводомъ къ дому. Мужики, кто дома на своей пашн пахалъ, подвяталъ сволоки, перевернули сохи и похали домой. Косцы подняли армяки и кувшинчики и пошли домой. У богатыхъ мужиковъ бабы покидали дровъ въ печурку, чтобъ согрть похлебку на ужинъ.

** IV.

СОНЪ.

[ВТОРАЯ РЕДАКЦИЯ]