Том 68. Чехов

Вершинин (смеется). Вот, вот... Влюбленный майор, это так. Маша. У вас были тогда только усы. О, как вы постарели! (Сквозь слезы.) Как вы постарели!

Вершинин. Да, когда меня звали влюбленным майором, я был еще молод, был влюблен... Теперь не то...

Ольга. Но у вас еще ни одного седого волоса. Вы постарели, но еще не стары.

Вершинин. Однако уже сорок третий год. Вы давно из Москвы? Ирина. Одиннадцать лет. Ну, что ты, Маша, плачешь, чудачка. (Плачет³.) И я заплачу.

Маша. Я ничего. <А на какой улице вы жили?)^и Вершинин. На Старой Басманной... Я одно время жил на Немец­кой улице".

Ольга. Это близко.

Вершинин. С Немецкой улицы я хаживал в Красные казармы. Там по пути угрюмый мост, под мостом вода шумит... Одинокому стано­вится грустно на душе.

Пауза.

А здесь какая широкая, какая богатая река! Чудесная река!

Ольга. Да, но только холодно. (Вздрагивает*.) Здесь холодно и⁶ комары.

Вершинин. Что вы! Здесь такой здоровый, хороший, славянский климат. Лес, река... и здесь тоже березы. Милые, скромные березы, я люб­лю их больше всех деревьев. Хорошо здесь жить. Только странно, вок­зал железной дороги в двадцати верстах. И никто не знает, почему это так®.

Ольга. Теперь и я вспомнила вас. Помню.

Вершинин. Я вашу матушку знал.

Чебутыкин. Хорошая была женщина^г, царство ей небесное.

Ирина. Мама в Москве погребена^.

Маша. Представьте, я уже начинаю забывать ее лицо... Так и о нас не будут помнить, забудут.

Вершинин. Да. Забудут^е. То, что кажется нам серьезным, значительным, очень важным,— придет время,— будет забыто, или бу­дет казаться неважным.

Пауза.

II интересно, мы теперь совсем не можем знать, что собственно будет счи­таться высоким, важным, и что жалким, смешным... Разве открытие Ко­перника, шш^ж Колумба не казалось в первое время ненужным, смешным, а какой-нибудь пустой вздор, написанный чудаком, не казался истиной? И может статься, что наша теперешняя жизнь, с которой мы так миримся, будет со временем казаться странной, неудобной, неумной, не достаточно чистой, быть может, даже страшно грешной!..

Тузенбах. Кто знает? А, быть может, нашу жизнь назовут высо­кой и вспомнят о ней с уважением. Теперь нет пыток, нет казней, нашест­вий, но вместе с тем сколько страданий![15]

Соленый. Страдания... Например, клопы кусаются... (конфу­зится).

Ольга (сконфуженная, в сторону). Он говорит пошлости.

Вершинин (Тузенбаху). Пожалуй, это правда[16].