Читаем Том 6 полностью

— Потеряли мы мало, — рассказывает Антропов. — Двоих убитыми, да вот Зайцев погиб. А еще один был раненый. Посмотрим зато, какой мы нанесли урон. Сожгли танк, разбили двадцать грузовиков и семь легковушек, подорвали четырнадцать поездов, пулевым да гранатным огнем добрую сотню солдат перебили… не считаю тех, кто был в поездах… Нескольких офицеров щелканули, а к ним и генерала добавили. Мы им еще покажем! — вдруг жестко сказал он. — Слушайте! Разве это люди? Сволочь же это! В октябре часть их войск отходила с передовой в тылы на отдых. Толпами мерзость гитлеровская валила через наш район. Грабеж начался, избиения, насилия. Десятки полуживых, истерзанных женщин находили мы вдоль дорог после того, как проходили гитлеровские вояки. Не забудьте сказать об этом, если будете писать о наших делах. У Гитлера не армия, а банда. Пусть потом на себя пеняет, когда его судить будут.

<p>10</p>

В Боровичи через длинную цепь учреждений пришла телефонограмма о том, что в Тихвине нас с Верой ждет телеграмма-«молния» из «Ленинградской правды». Попытку попасть в Малую Вишеру, а из нее дальше — под Новгород — пришлось отложить. Бесконечными, разбитыми, разъезженными дорогами, длинной кривой дугой с востока на запад потащил нас осадистый, не то трофейный, не то пригнанный из Прибалтики автобусище с льдисто-холодным полом, выложенным керамической плиткой. Нам здорово повезло: это был первый в условиях войны рейс пассажирского межрайонного автотранспорта. На вторые сутки, промерзнув так, что дальше покуда, поздним вечером сошли мы с этой колымаги на площади в Тихвине, недалеко от редакции Евгепия Ивановича Негина.

В редакции было тихо. Бои на фронте приняли позиционный характер, корреспондентам многочисленных газет уже делать здесь было нечего, некоторых из них отозвали в Москву. Евгений Иванович сидел один, читая гранки завтрашнего номера.

— Да, — сказал он, — дня три-четыре назад на ваше имя пришла «молния». Чудаки там у вас в «Ленинградской правде»: они думают, что сейчас прежние, довоенные времена — «молния» так «молния». А ее, эту «молнию», может быть, через озеро на попутном грузовике везли.

А в Тихвине и свои чудаки нашлись. Лежит телеграмма и лежит. Это уж он, Евгений Иванович, посоветовал обзвонить возможные места нашего пребывания. Связались с политотделом 4-й армии, со штабами дивизии, где мы побывали, нащупали наконец в Боровичах.

Евгений Иванович азартно рассказывал о том, как восстанавливается жизнь в Тихвине, а мы, намерзшиеся, задремывали возле его гостеприимной плиты.

Утром там, где обосновалась и работает выездная часть Ленинградского обкома, мы прочли наконец эту «молнию». Ничего особенного в ней не было. «Немедленно возвращайтесь в Ленинград. Золотухин». И только-то. Написано это было пять дней назад. Следовательно, мы сильно запаздываем с выполнением редакторского приказа. Обзвонили, обегали все известные нам штабы и учреждения, которые, по нашим предположениям, могли поддерживать колесную связь с Ленинградом. Выяснилось, что завтра или послезавтра в Ленинград пойдет грузовик одной из авиационных частей. Капитан в штабе этой части, ленинградец, инженер по довоенной профессии, попросил нас, как только доберемся до Ленинграда, навестить его родителей — уже два месяца он не имеет от них весточки. А то писали. Он вручил нам письмо и крошечную посылочку для них — пара консервных банок и несколько пакетиков концентратов гречневой и пшенной каши.

Через два дня начался наш обратный путь с Волховского фронта. Мы нервничали, поскольку хоть и не по нашей вине, но получалось все же недельное промедление против требований золотухинской «молнии».

И хотя Золотухин совсем не тот командир, приказы которого приятно выполнять, но, думалось, за ним же стоят редакция, наш коллектив, которому мы мало ли зачем так срочно понадобились. Может быть, все больны и уже некому работать.

Обратный путь лежал другой дорогой, нежели месяц назад. Мы не тянулись лесами через Сясьстрой, Новую Ладогу, прокофьевскую Кобону. Значительно более короткой трассой проехали через Волхов на станцию Войбокало, отбитую у немцев в ожесточеннейших декабрьских боях, и к озеру выехали южнее Кобоны — в Лаврове.

Располагались мы в машине так: за рулем шофер-красноармеец, с ним рядом в кабине сопровождающий груз второй красноармеец с винтовкой и Вера. Я ехал в кузове, лежа или сидя — как было удобнее, довольно высоко на жестких, угловатых ящиках, затянутых брезентом. Груз, надо отдать должное, был серьезный — стокилограммовые авиационные бомбы. Их насчитывалось, кажется, двадцать штук. Они погромыхивали подо мною на ухабах, пошевеливались, каждая в своей отдельной клетке, и все время напоминали о своем существовании. Пока мы ехали сушей, на них можно было сидеть спиной к движению машины, покуривать, раздумывать: мороз не так уж и сильно давал себя знать.

Перейти на страницу:

Все книги серии В.Кочетов. Собрание сочинений в шести томах

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука