— Может, и моя семья так же мается, — сказал. — Я сам-то с-под Луги. Немец там свои порядки наводит. Ладно, если еще живы. Санаторий «Красный вал» знаете, за совхозом Дзержинского? Хороший санатории. Ну, так наша деревня супротив санатория, на том берегу озера. «Наволок» называется. Яблочная деревня, богатая. И тоже вот дочки — одной пятнадцать лет, другой три годика.
Он лег и долго перекладывался с боку на бок, не находя подходящего места усталому телу, а когда заснул, то стонал и вскрикивал.
Дорогу на Вишеру нам толком никто показать не смог; утверждали, что путь через лес заброшен из-за снегопадов и самое верное, если мы хотим попасть на левый фланг фронта, — двинуться на Боровичи.
Так и решили: двинуться на Боровичи через Хвойную.
Боровичи — хороший российский городок; несмотря на войну, он не утратил своих добрых качеств.
После всех странствий, после спанья на полу то в красноармейской прачечной, то в разоренных колхозных домах, то в какой-нибудь комендантской избе, нам показалось тут, что мы угодили прямо в сказку: нас поселили в благоустроенной гостинице.
За полгода фронтовых и блокадных условий многое забылось. Забылись такие вот не тронутые огнем города, гостиницы с чистыми постелями, разметенные от снега улицы, дни без грохота снарядов и ночи без воздушных тревог.
В гостиничном коридоре я встретил Антропова из Гдова. Я его часто видел в Гдове, когда был там собкором, а он работал заместителем директора МТС. Мы вместе знаем Житенева, знаем многих других районных работников. Обрадованные встречен, сидим в моем номере, вспоминаем прошлое: какой это был знаменитый район — Гдовский, какие имел он светлые перспективы. Заговариваем в конце концов и о том, что происходит в тех местах сейчас. Рассказывает Антропов. Я молчу, слушаю..