Том 5. Обрыв. Части 1-2

«Да ведь это лучше всякой страсти! – приходило ему в голову, – это доверие, эти тихие отношения, это заглядыванье не в глаза красавицы, а в глубину умной, нравственной девической души!»

Он ждал только одного от нее: когда она сбросит свою сдержанность, откроется перед ним доверчиво вся, как она есть, и также забудет, что он тут, что он мешал ей еще недавно жить, был бельмом на глазу.

Райский дня три нянчился с этим «новым чувством», и бабушка не нарадовалась, глядя на него.

– Ну, просветлело ясное солнышко! – сказала она, – можно и с визитами съездить в город.

– Бог с вами, бабушка: мне не до того! – ласково говорил он.

– Ну, поедем посмотреть, как яровое выходит.

– Нет, нет, – твердил он и даже поцеловал у ней руку.

– Ты что-то ластишься ко мне: не к деньгам ли подбираешься, чтоб Маркушке дать? Не дам!

Он засмеялся и ушел от нее – думать о Вере, с которой он все еще не нашел случая объясниться «о новом чувстве» и о том, сколько оно счастья и радости приносит ему.

Случай представлялся ему много раз, когда она была одна: но он боялся шевельнуться, почти не дышал, когда завидит ее, чтоб не испугать ее рождающегося доверия к искренности его перемены и не испортить себе этот новый рай.

Наконец, на четвертый или пятый день после разговора с ней, он встал часов в пять утра. Солнце еще было на дальнем горизонте, из сада несло здоровою свежестью, цветы разливали сильный запах, роса блистала на траве.

Он наскоро оделся и пошел в сад, прошел две-три аллеи и – вдруг наткнулся на Веру. Он задрожал от нечаянности и испуга.

– Не нарочно, ей-богу, не нарочно! – закричал он в страхе, и оба засмеялись.

Она сорвала цветок и бросила в него, потом ласково подала ему руку и поцеловала его в голову, в ответ на его поцелуй руки.

– Не нарочно, Вера, – твердил он, – ты видишь, да?

– Вижу, – отвечала она и опять засмеялась, вспомнив его испуг. – Вы милый, добрый…

– Великодушный… – подсказал он.

– До великодушия еще не дошло, посмотрим, – сказала она, взяв его под руку. – Пойдемте гулять: какое утро! Сегодня будет очень жарко.

Он был на седьмом небе.

– Да, да, славное утро! – подтвердил он, думая, что сказать еще, но так, чтоб как-нибудь нечаянно не заговорить о ней, о ее красоте – и не находил ничего, а его так и подмывало опять заиграть на любимой струне.

– Я вчера письмо получил из Петербурга… – сказал он, не зная, что сказать.

– От кого? – спросила она машинально.

– От художников; а вот от Аянова все нет: не отвечает. Не знаю, что кузина Беловодова: где проводит лето, как…

– Она… очень хороша? – спросила Вера.

– Да… правильные черты лица, свежесть, много блеску… – говорил он монотонно и, взглянув сбоку на Веру, страстно вздрогнул. Красота Беловодовой погасла в его памяти.

– Еще не получили ли чего-нибудь: кажется, Савелий посылку с почты привез? – спросила она.

– Да, новые книги получил из Петербурга… Маколея, том «Mémoires»[123] Гизо…

Она молча слушала.

– Не хочешь ли почитать?

– После пришлите Маколея.

«Пришлите», – подумал он, – отчего – не «принесите»? Они шли молча.

– А Гизо? – спросил он.

– Гизо не надо, скучно.

– Ты почем знаешь?

– Я читала его «Историю цивилизации»…

– И тебе показалось скучно! Где ты брала?

Они шли дальше.

– Чье это на вас пальто: это не ваше? – вдруг спросила она с удивлением, вглядываясь в пальто.

– Ах, это Марка…

– Зачем оно у вас: разве он здесь? – спрашивала она в тревоге.

– Нет, нет, – смеясь, отвечал он, – чего ты испугалась? Весь дом боится его, как огня.

Он рассказал ей, как досталось ему пальто. Она слегка выслушала. Потом они молча обошли главные дорожки сада: она – глядя в землю, он – по сторонам. Но у него, против воли, обнаруживалось нетерпение. Ему все хотелось высказаться.

– Мне кажется, у вас есть что-то на уме, – сказала она, – да вы не хотите сказать…

– Хотеть-то я хочу, да боюсь опять грозы.

– А разве опять о «красоте» что-нибудь?

– Нет, нет, напротив – я хотел сказать, как меня мучает эта глупая претензия на поклонение – стыд: у меня седые волосы!

– Как я рада, если б это была правда!

– А ты еще сомневаешься! Это вспышка, мгновенное впечатление: ты меня образумила. Какая, однако, ты… Но об этом после. Я хочу сказать, что именно я чувствую к тебе, и, кажется, на этот раз не ошибаюсь. Ты мне отворила какую-то особую дверь в свое сердце – и я вижу бездну счастья в твоей дружбе. Она может окрасить всю мою бесцветную жизнь в такие кроткие и нежные тоны… Я даже, кажется, уверую в то, чего не бывает и во что все перестали верить – в дружбу между мужчиной и женщиной. Ты веришь, что такая дружба возможна, Вера?

– Почему – нет, если бы такие два друга решились быть взаимно справедливы?..

– То есть – как?

– То есть, уважать свободу друг друга, не стеснять взаимно один другого: только это редко, я думаю, можно исполнить. С чьей-нибудь стороны замешается корысть… кто-нибудь да покажет когти… А вы сами способны ли на такую дружбу?

– А вот увидишь: ты повелевай и посмотри, какого раба приобретешь в своем друге…

– Вот и нет справедливости: ни раба, ни повелителя не нужно. Дружба любит равенство.

– Браво, Вера! Откуда у тебя эта мудрость?