Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

— Здесь всё гораздо сложнее. Не будь примитивом. Тут подмена личности, связанная с её потерей. Таких людей сейчас много по всему миру. Я знаю, я ездил… Только бродят они в цивилизованных масках, скрывающих абсолютную пустоту. Наш-то какой-то игривый, ни на кого не похож, хоть и потерял себя… Ох, беда, беда…

— И ты можешь лечить такое?

— Зависит от ситуации. Разные случаи бывают. Человек, он очень широк, даже когда пал. Этому Достоевский нас учил. Не роботы мы.

Дни понеслись с ускоряющейся быстротой. Валера отплёвывался, но ходил. Стал уважать отца за непонятность. Ибо плохо усваивал его путаные объяснения. И дни понеслись развесёлые. Случаи были один диковиннее другого. Валера даже цепенел от удивления. Дружба с крокодилом, периодические совокупления в сновидениях со змеями особо уж не волновали его, Валеру, скорее тошнило от таких дерзновений. Упекли его две истории.

В кабинет вошёл человек лет тридцати, это был он, Банников Вадим. Валера заметил, что отец сразу насторожился. То ли походка Вадика была нелепая, то ли глаза блестели шиворот-навыворот, совсем не по-нашему, то ли ещё что — Валера не ощущал, что же именно разнервировало отца.

— Зеркало со стены уберите, — мрачно сказал незнакомец.

— А что?

— А то, что я с ума сойду, если себя там увижу.

— Откуда такая неприязнь? — осведомился Антон Геннадьевич.

— А я, когда смотрю на себя в зеркало, вижу, что это вовсе не я.

— И что же вы видите, носорога?

Банников побагровел.

— Доктор, а шутите! Я не слепой, я вижу себя, точное отражение, но внутренне я чувствую, что это не я, а совершенно чужой, ненужный мне человек в моём облике. Неужели такие простые явления непонятны, а ещё психоаналитик…

И Банников злобно пнул ножку стола своей ногой.

Валера заметил, что отец побелел, но вдруг чихнул и смирился.

— То-то, — неожиданно заявил Банников, а потом, плюнув на пол, заорал:

— Мне страшно от этого! Страшно! Это же немыслимо — видеть себя, не двойника, а своё отражение, и знать, что это не я!

Банников опять пнул стол.

— Мне на плаху голову положить легче, чем видеть такое! Кто же я вообще такой? Расщеплённый идиот, что ли? Кто это всё создал?!

— Милейший, — собрался с духом Антон. — Ваша проблема, по существу, философская, метафизическая… И не ломайте стол… Кто мы в своей глубине, ещё никто не определил!

— Философская! Что ты мне голову дуришь, доктор! У меня и так две головы, одна здесь, другая в зеркале!

— Не хамите, наконец!

— Доктор, я не хамлю, а лаю, лаю на своё отражение в зеркале, потому что там чужой. Становлюсь на четвереньки и лаю, каждый день и вечер… Вот в чём фишка! И собачонка моя тявкает на моё отражение, потому что чувствует, сучка, что там не я, а чужой… Помогите, доктор, помогите, я лаю, мне конец пришел, — не заорал, а просто заревел пациент.

Пришлось вмешаться Валере, даже дед прискочил. Антон вызвал скорую психиатрическую помощь, и Банникова увезли.

— Видишь ли, если б он не лаял, всё было бы хорошо, — объяснял отец сыну эту ситуацию за вечерним чаем. — А ведь случай-то интересный, глобальный — ему нет аналогов в науке. Это очень редко бывает. Я бы с удовольствием покопался, но больно пациент страшен.

Второй случай оказался не таким шумным, а наоборот, сумрачным, печальным. Пришёл пациент, Алик его звали, убегавший от покойников. Как где-нибудь по случаю увидит покойника, в гробу, на столе, на улице в движении или в покое, у вырытой могилы, — реакция у него одна: бежать. Бежать, сам не зная куда, сломя голову, как будто покойник может его укусить, выскочив из гроба, а то и из могилы. Алик этот прямо плакался на свою судьбу. Конфузы бредовые получаются. Родной дядька помер, не прийти на похороны нельзя. Собрал всю волю, пошёл, сначала было ничего, а как ко лбу покойника подошёл, нагнулся, чтобы поцеловать, да как взвизгнул, заорал и, расталкивая толпу, матерясь, волком выскочил куда-то наружу. После этого жена сбежала, сочла сумасшедшим и трусом поганым.

— Умоляю, спасите! — кричал Алик прямо в лицо психоаналитика нашего. — Не придурок я, не скотина, какая-то сила безмерного ужаса во мне просыпается при виде их! — И Алик, молодой человек, вроде в силе, пугливо обернулся. — Ничего не могу с собой сделать! Спасите! Озолочу, если спасёте от них!

Антон бросил на него молниеносный оценивающий взгляд: «Нет, такой не озолотит, куда ему… Бедноват». И сказал:

— Алик, вы орёте, как человек, сбежавший из морга, в котором его приняли за труп. Придите в себя, в понедельник я жду вас в три часа. А сейчас — срочно домой, отдыхать. Денег с вас за этот визит я не возьму.

Алик внезапно покорился и ушёл. Валера подошёл к отцу.

— Ты точно подбираешь мне типов, один сумасшедшее другого. Как их можно лечить?

— Алика легче. Наверняка в детстве слишком плотное знакомство со смертью, душевная травма на всю жизнь. Всё это, конечно, на фоне глубоко психопатической личности.

— Не люблю я всё это, папуля. Я человек светлый.

— Вот завтра увидишь светлую личность.