Они теоретически объяснили значеніе того, что онъ только видлъ и понималъ, но боками своими чувствовалъ: У него и отца было два съ половиной надла, дв съ половиной десятины. Хлба не хватало въ средніе года, про сно и говорить нечего. Мало того, лтомъ кормить скотину, коровъ, для молока ребятамъ, было не на чемъ. Пары были обглоданы до земли, и какъ только не было дождя, голодная скотина мычала безъ корма, а у купца и у барыни-сосдки сады, лса, поляны, луга, приходи за деньги — 50 въ день косить. Имъ накосишь, они продадутъ, а твоя скотина реветъ безъ корма, и ребята безъ молока. Всё это было и прежде, но онъ не видалъ этого. Теперь же онъ не только видлъ, но чувствовалъ всмъ существомъ. Прежде былъ міръ суеврій, скрывавшій это. Теперь ничто уже не скрывало для него всю жестокость и безуміе такого устройства жизни. Онъ не врилъ уже ни во что, а всё проврялъ. Повряя экономическую жизнь, онъ увидалъ не только ужасающія неправды, но еще боле ужасную нелпость. То же самое онъ увидалъ и въ религіозной жизни окружающихъ. Но ему казалось это не важно, и онъ продолжалъ жить, какъ вс, ходилъ и въ церковь и говлъ и посты соблюдалъ, и крестился, садясь за столъ и выходя, и молился утромъ и вечеромъ.
4.
На зиму Егоръ похалъ въ Москву. Товарищи общали ему мсто на фабрик. Онъ похалъ и мсто вышло, 20 рублей въ мсяцъ, и общали прибавку. Здсь въ Москв среди фабричнаго народа Егоръ увидалъ съ такой же ясностью, какъ онъ видлъ въ деревн, всю жестокость и несправедливость положенія крестьянина, еще худшее положеніе фабричнаго. Люди, женщины, слабые больные дти по 12 часовъ въ сутки, убивая свои жизни, работали какія-нибудь ненужныя глупости для богачей: конфеты, духи, бронзы и всякую дрянь, и эти богачи спокойно забирали въ свои лопающіеся отъ избытка сундуки деньги, добываемыя этими затратами жизней человческихъ. И такъ шли поколнія за поколніями и никто не видлъ, не хотлъ видть ни неправды, ни безумія этого. Въ Москв онъ еще больше сталъ ненавидть людей, творящихъ неправду, и сталъ все больше и больше надяться на возможность уничтоженія этой неправды. Но онъ не дожилъ въ Москв и мсяца. Его арестовали въ собраніи рабочихъ, судили и присудили на три мсяца тюрьмы.
Въ тюрьм, въ общей камер, онъ сначала сошелся съ такими же соціалъ-революціонерами, какъ и онъ, но потомъ, чмъ ближе онъ узнавалъ ихъ, тмъ больше его отталкивало отъ нихъ ихъ самолюбіе, честолюбіе, тщеславіе, задоръ. Онъ еще серьезне, строже къ себ сталъ думать. И тутъ случилось то, что въ ихъ камеру былъ посаженъ крестьянинъ за поруганіе святыни, т.-е. иконъ, и общеніе съ этимъ кроткимъ, всегда спокойнымъ и ко всмъ любовнымъ человкомъ открыло еще боле простое и разумное пониманіе жизни. Человкъ этотъ, Митичка, какъ его прозвали вс уважавшіе его сожители, объяснилъ ему то, что всё зло, вс грхи міра не оттого, что злые люди людей обижаютъ, отняли землю, труды отбираютъ, а оттого, что сами люди не по Божьи живутъ. Живи только по Божьи и «никто таб ничего не сдлатъ», что вра вся въ Евангеліи. Въ Евангеліи. Попы его все переворотили. Надо жить по Евангелію, а не по поповской вр. А по Евангелію жить надо не служить князю міра сего. А только Богу.
И Егоръ сталъ понимать все больше и больше и, когда вышелъ изъ тюрьмы, разошелся съ прежними товарищами и сталъ совсмъ по иному жить. На мсто прежнее его не взяли и Егоръ похалъ къ отцу и жен и сталъ, какъ прежде, работать. И все бы было хорошо, да теперь ужъ Егоръ не могъ по-прежнему исполнять вс церковные обычаи, пересталъ ходить въ церковь, не соблюдалъ посты, даже не крестился. И когда отецъ и мать укоряли его, старался толковать имъ, но они не понимали. Отецъ даже разъ пьяный побилъ его. Егоръ сдержался. Но отпросился опять въ Москву и ухалъ. Въ Москв долго не было мста, и потому не могъ посылать денегъ, а отецъ сердился и писалъ ему такъ:
«вопервыхъ строкахъ моего писма дорогому моему сыну Егору Иванову отъ матушки вашей Авдотьи Ивановни посылаю я тибе свое родитилское благословения которое можетъ служить погробъ вашей жизни навеки нирушымай и посылаю я тибе ниской поклонъ и желаю быт здоровымъ навсегда благополучнимъ дорогому нашему братцу Егору Ивановичу отъ сестрицивъ вашехъ варвари и Анни и Александри Ивановыхъ посылаемъ мы тибе по нискому поклону и желаемъ быть здоровымъ дорогому моему супругу Егору Иванову отъ супруги вашей варвари михалловни и здочкою нашей катеринои егоровни посылаю я тибе свое супружецкое почтения ниской поклонъ и желаю я тибе быть здоровымъ и навьсегда благо получнимъ милой мой сынъ Егоръ Иванычъ пополучению моего писма Абирай свою жену и Ачищай мою квартеру чтобы ей небыло А я сней жить нимогу и она нажаловаласъ своемъ роднимъ бывто я не учаю что ты деникъ нишлеш и Атымаю веснорядъ которой мы купили и Астрамили мою сестру навсю диревню смеху наделали А я и ничево и низнаю Я ей слова ниговорила ни проденьги ни пронорядъ А если ты ее ни возмеш то я своемъ судомъ ее выгоню вонъ чтобы небыло ей унасъ вдому наетои нидели Ачиститъ квортеру а еще повестку принесъ урядникъ тибе на ставку иттить».