Том 3. Странники. Рассказы. Очерки (1942-1944)

— Ну, какой там перст судьбы, — улыбаясь, возразил инженер Кирюшин, — просто любопытный случай.

ЩЕДРАЯ ЖЕРТВА

Деревня Подволочная, где жил Кешка, стояла на реке Нижней Тунгуске. А эта река, длиной немногим меньше Волги, впадала в великую сибирскую реку Енисей. И на всем своем протяжении текла через тайгу.

Вот что значит тайга! Это безбрежное зеленое море, вековечный лес.

Кешка знал, что в тайге разбросаны деревни, что построили их деды-прадеды по берегам рек и речонок. Вокруг деревень вырублено и выкорчевано нужное для пашни пространство, люди сеют, собирают хлеб. Только вот беда — с тайгой бороться очень трудно, земли не хватало, да и земля не шибко плодородная, поэтому жителям своего хлеба маловато, приходилось подкупать. А нужные средства крестьяне зарабатывали промыслами: охотой на пушного зверя и рыбной ловлей.

Подоспела война. Молодежь, да и среднего возраста крестьяне были призваны в Красную Армию. В деревне Подволочной осталось самостоятельных людей не так уж много. В их числе остался и Кешка. Он тоже человек самостоятельный, ему в октябре стукнуло одиннадцать лет. А вот батька с этим считаться не хочет, белку промышлять не берет с собой в тайгу.

— Тебе, — говорит, — и малопульку-то не поднять.

— Как же не поднять малопульки, — возражает обиженный Кешка, — когда я из бердака, даже из медвежачьего, палить могу!

А батька знай свое:

— Порасти еще годок.

Ну ладно, Кешка на этот раз согласен, Кешка порастет.

Вот и еще год прошел, а война все длится. Река замерзла, снега легли. Стали звероловы собираться в тайгу. На сходке говорили:

— Теперь мы, товарищи, все равно как на фронте. Нашей Красной Армии будем помогать. Бойцов одеть-обуть надо во все теплое. Мы, что полагается, государству сдадим, а сверх того будем во все тяжкие стараться для Красной Армии.

Тут уж, как пришли домой, Кешка по-серьезному подступил к отцу:

— Ежели не возьмешь, один в тайгу уйду. На лыжах! Дай мне только двух собак да малопульку. Зайцев да белок буду колотить. Это нашим бойцам на душегреи да на шапки.

— Возьму, возьму… Чего ты орешь-то? — сказал отец.

Собирались дня три. Мамынька ржаные сухари сушила, пельмени впрок делала. Нужно едой запастись месяца на два.

В день выхода в тайгу встали до свету. К избе, где школа, собрались три промысловых артели, по восемь человек в каждой. Отец Кешки — бригадир. Он взял с собой два ружья — на белку и на зверя. А третье, малопульку, взял Кешка. Две артели ушли, осталась Кешкина. В ней охотники подобрались один к одному — первостатейные: отец Кешкин да три братана Омельяновы, да еще три бывалых крепких старика.

В нарту на высоких копыльях запрягли двенадцать ездовых собак. На нарту навалили на всю артель всяких припасов.

Небо на востоке стало розоветь. Сквозь лес проглядывала зорька. Утро было морозное и тихое. Вслед за собаками, которыми управлял долгобородый дед Наум, двинулась вся артель.

Через два дня, еще засветло, подошли к зимовью. Вот она, избушка на курьих ножках, почти до крыши заваленная снегом. Здесь охотникам долго доведется жить. А вот вправо лабаз. Он обоснован, как на столбах, на четырех нетолстых деревьях. Вершины их спилены на высоте аршин пяти под один рост. Поверх этих столбов сделан дощатый настил, а на нем построена небольшая амбарушка. Значит, она стоит на четырех ногах, как на ходулях. Лестницы нет. Вместо лестницы, когда надо, приставляется бревно с вырубленными в нем ступеньками.

Кешка вошел в зимовье. В низенькой избушке горел настенный фонарь с керосиновой лампочкой, пахло гарью, сажей, копотью. С потолка свисали тенета паутины. Потолок и стены в густой саже. В два ряда нары для спанья. Каменка или камелек из диких камней. Дед Наум разжигает на нем огонь из сухих смольевых дров. Дым заполнил всю избушку и с нагревающимся воздухом стал постепенно выходить в широкую продушину под потолком.

Промышленники наелись, напились вдосыт чая, завалились спать. Вот добро: теплехонько, как дома.

Кешка вышел наружу. Ему любопытно посмотреть на тайгу в ночное время. Авось огненного змея увидит, летящего по-над тайгою, или другое какое-нибудь лесное чудовище, как в сказке. Его голова набита сказками, а сердце страхом. Мало ли дедушка Наум сказывал ему страшных таежных небылиц и былей. Впрочем, Кешка стариковским россказням почти не верил, а все-таки ему немножко думалось, что в тайге всяко бывает: и Баба-Яга разъезжает в ступе, и разные волосатые лесовики, что по тайге людей водят, и подземные старички по бутылке ростом. Ну, верилось и верилось.

Он вышел, огляделся. Темно и тихо было. Он глянул влево, к лабазу, и… обмер: на него смотрели из тьмы с вышины помоста два светящихся колдовских глаза. «Это лесовик, — подумал Кешка. — Доведется артель будить. Нет, не лесовик, пожалуй, это волшебный филин, вот кто». А два огненных глаза, пронзая тьму, все так же пристально смотрят на Кешку, стараются его околдовать.

— Ой ты… — прошептал Кешка и сразу все понял: он доглядел, что бревно со ступеньками тятя забыл убрать, оно приставлено в наклон к настилу.