Читаем Том 2: Театр полностью

Эдит. Я уже собиралась покинуть покои королевы, когда она меня окликнула: «Эдит! Вы наверняка будете поражены, увидев моего нового чтеца. Я делаю вам любезность и предупреждаю заранее, а вы в свою очередь, должны предупредить Феликса. Вам покажется, что перед вами король. Сходство поразительное, похоже на чудо». И так как я была настолько потрясена, что не могла сдвинуться с места, она прибавила: «Король был похож на одного местного крестьянина. Так что нет ничего удивительного, если один местный крестьянин походит на короля. Кроме того, именно это сходство и заставило меня принять окончательное решение».

Феликс. Но это же чудовищно!

Эдит. Феликс! Не в моих правилах осуждать королеву.

Феликс. Боже упаси! Только, Эдит, голова идет кругом.

Эдит. Согласна.

Феликс. Крестьянин! Какой крестьянин? Что может быть общего между крестьянином и королевским чиновником, вызванным на смену графине Берг чтецом Ее Величества?

Эдит. Не говорите глупостей. Крестьянин из Кранца мог учиться в городе и стать образованнее нас с вами.

Феликс. Тем не менее мы должны оберегать королеву. Этот неслыханный каприз таит в себе ежеминутные опасности.

Эдит. Совершенно верно.

Феликс. Что же делать?

Эдит. Держать язык за зубами и предоставить мне свободу действий. Не думаете же вы, что новый чтец занял мое место, а я уступлю безо всякой обиды.

Феликс. Вы сохраняете свой пост?!

Эдит. Вы также, наверное, не думаете, что королева намерена настолько приблизить к себе нового чтеца, что ему будет позволено входить к ней без доклада в любое время дня и ночи? Этикет не предусматривает наличия какого-либо дополнительного чтеца, и я не думаю, что нововведение Ее Величества долго продержится.

Феликс. Хотела же королева сделать этого богомерзкого Тони управляющим замка Обервальд!

Эдит. Хотела, Феликс. Но не смогла. (Прислушивается. Тем же тоном, тихо.) Помолчите!

Слева на галерее появляется королева. Как только она входит, сопровождаемая Тони, и приближается к верхней площадке лестницы, Эдит поворачивается к ней лицом и приседает в поклоне. Феликс, рядом с ней, щелкает каблуками и отдает королеве сухой поклон, как это положено при дворе. Королева в послеобеденном платье с очень широкой юбкой. Ее лицо скрыто вуалью.

Сцена 4

Королева (спускаясь по лестнице и не поднимая вуали). Добрый день, Феликс. Эдит, вы ввели его в курс дела?

Эдит. Да, Ваше Величество.

Королева (стоя на нижних ступенях). Приблизьтесь, Феликс. (Тот поднимается ей навстречу.) Эдит должна была вам передать, что я хочу от вас. По известным мне причинам я пригласила в Кранц нового чтеца и — я имею основания так говорить — чтеца первоклассного. Этот молодой человек — студент, уроженец Кранца. Его сходство с королем чрезвычайно любопытно. Оно-то, лучше всяких рекомендаций, и склонило меня к принятию решения. Он беден. У него нет никаких титулов. Хотя я ошибаюсь. У него есть титул — самый прекрасный на свете: он поэт. Вам известно одно из его стихотворений. Под псевдонимом «Азраил», который я ему оставляю, он опубликовал произведение, направленное против моей особы, и мне оно нравится. Молодежь всегда настроена анархически. Она восстает против всего, что есть на свете. Она мечтает об ином и хочет стать его провозвестницей. Если бы я не была королевой, я была бы анархисткой. Впрочем, я и так королева-анархистка. Поэтому двор меня отвергает, поэтому меня любит народ. Поэтому так получилось, что сей молодой человек быстро нашел со мной общий язык.

Я должна была дать вам разъяснения. Вы составляете мое ближайшее окружение, и ни за что на свете я не хотела бы, чтобы вы обманулись в моих поступках. Поэтому я была бы вам очень признательна, если бы вы сумели доказать этому молодому человеку, что величие души еще не умерло в наших кругах.

Мишени на месте? Оружие вычищено. Тони должен был вам передать новые пули. Вы свободны.

Феликс кланяется, направляется к двери справа, открывает ее отходит в сторону и оборачивается к Эдит.

Эдит (не двигаясь с места). Может быть, я могу понадобиться Ее Величеству.

Королева. Нет, Эдит. Я сказала вам, что вы свободны. И прошу вас не входить, предварительно не позвонив.

Эдит кланяется, отступает и выходит. Феликс выходит за ней и закрывает дверь.

Сцена 5
Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги