Читаем Том 2: Театр полностью

Я разговаривала с чтицей, потом сама с собой. И теперь то же самое. Я говорю. Говорю. С вами говорю. Я, кажется, вполне способна задавать вопросы и сама на них отвечать. А я еще жаловалась, что в Кранце все одно и то же! То же, да не то. Король, дама, хлопоты, смерть… То же, да не то в Кранце. Я свободна. Могу разговаривать и ходить с открытым лицом. Это замечательно. (Идет к одному из кресел, стоящих у стола.) Расскажите мне ваше приключение… (Не успев сесть, передумывает, окунает салфетку в ведерко и идет прямо на Станислава.) Вот… перевяжите сначала колено. У вас уже вся гетра в крови. (Станислав пятится.) Ладно, я сама перевяжу вам колено. Вытяните ногу. (Станислав отступает еще дальше.) Ну что вы за человек такой! Сделайте сами или дайте мне сделать. (Бросает ему салфетку.) Ну что ж, молчание я переношу неплохо, а вот вида крови вынести не могу. (Станислав берет салфетку и перевязывает колено. Королева садится в кресло.) Расскажите мне ваше приключение. (Молчание.) Да что это я! Забыла, что сама должна все рассказать. (Устраивается поудобнее и обмахивается веером.) Вам приказывают меня убить. Поручают выяснить, в каком замке я остановилась, поскольку я часто меняю место своего пребывания. Может быть, вам указали Вольмар… может быть — Кранц. Но даже если мы допустим, что неким таинственным способом — каким, я уже догадываюсь — некто догадался, что я проведу эту ночь в Кранце, совершенно невозможно было с точностью определить, где я: у меня здесь четыре спальни.

А вы попали прямо сюда. (Помахивает последней картой своего гадания.) Остается только приветствовать судьбу в вашем лице. (Станислав заканчивает перевязку. Выпрямляется и остается стоять на том же месте.) Вы покидаете мой город, не сомневаясь в исходе предприятия. Оно повлечет за собой мою смерть. Или вашу.

Прежде чем отправиться в путь, вы прощаетесь с матерью. Крестьянкой из Кранца. Полиция преследует вас по пятам. Окружает дом вашей матери. Вам же там каждый кустик знаком. Вы ускользаете. Гроза оказывается весьма кстати. Тут начинается погоня, охота — скалы, колючки, собаки, огонь ружейный и огонь небесный. И вы, как зверь, изможденный погоней, оказываетесь в замке. (Пауза.) В этой спальне я — представьте себе — праздновала юбилей. Дату смерти короля. Это пустое кресло — для него. Мед и козий сыр — его любимая еда.

Вы там, внизу, в тени, ваша рана кровоточит. Вы даже не замечаете, как устали. Выстрелы. Лай собак. Еще одно усилие. Открытое окно. Вы цепляетесь за плюш, карабкаетесь вверх, перелезаете через перила, являетесь передо мной.

Признаюсь, что приняла вас за призрак короля. Подумала, что это он истекает кровью. Я выкрикнула его имя. Вы потеряли сознание.

Но привидения так не поступают: они исчезают с первым криком петуха. (Со стуком закрывает веер. Встает.) Вам надо согреться. Подойдите поближе к огню. Ваша одежда, наверное, мокрая, как губка. (Будто под действием гипноза, Станислав пересекает комнату и присаживается на корточки около огня. Королева огибает стол и становится за креслом, предназначенным для короля.) Король, как вы знаете, был убит в почтовой карете. Мы ехали в Кранц после венчания. Какой-то человек вскочил на подножку. В руках у него был букет цветов. Мне показалось, что он хочет насильно подарить его королю и как-то странно прижимает его к груди Фридриха. Я смеялась.

В цветах был спрятан нож. Король умер, прежде чем я успела что-либо понять.

Но вы никак, наверное, не можете знать, что на нем был костюм горца и что, когда вытащили нож, кровь брызнула на его колени. (Подходит к столу.) Ешьте, пейте, ведь вы наверняка голодны, и вас мучит жажда. (Станислав остается сидеть на корточках с лицом, будто замкнутым на два оборота.) Я не прошу вас говорить. Я прошу вас только сесть. Вы потеряли много крови. Садитесь сюда. Это кресло короля. Если я вам предлагаю сесть сюда, то это потому, что я решила — ре-ши-ла — быть с вами на равных. При этом, со своей стороны, я не могу воспринимать вас как мужчину.

Что? Вы хотите спросить, кто же вы в таком случае? Вы, сударь, моя смерть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги