– «Это твоя, сказываешь?!. Эх, ты пень расторопный!.. Разве можно шалопаю такому волю отпускать?! Голова твоя сучковатая! Коня такого спелого, по чужим товарам хозяйствовать допускать, голова твоя молодая!.. Ишь, – он все мое добро распотрошил – три горшка пощадил. Поплатишься ты, голова твоя заштопанная! – Не то, коня отберу!»
– «Не кипятись, Ван-вей. Ведь ты не конь – горшки разбивать! Проглоти на минуту язык, коль выпирает, аль откуси малость… Что ж делать – заплачу тебе сполна, – мой конь! Сосчитай расход, – займи язык, чтоб зря на воздухе не болтался…»
– «Ну и заплатишь!»
Горшечник принялся пересчитывать цену перебитой посуды. Насчитал семь рублей двадцать копеек и вымолвил.
Впервые огорчил «Дядя» Син-дзы. Син-дзы взял коня под уздечину, отвел печально и замотал головой:
– Что же, Дядюшка, ты сделал со мной. В какой расход ввел меня! Отдам, вот, деньги и не останется на покупки, – так с голыми руками и вернусь в фанзу!.. ох, Дядя, Дядя!
Подслышал и залюбопытствовал горшечник:
– А к чему ты его? дядей называешь? Ведь, я с твоим покойником дядей в ладах жил. Не пристало обижать покойника – лошадью обзывать, голова твоя молодая.
Син-дзы порассказал Ван-вею все: и про дядины рассказы о долге, и про сон, и про рождение дядьево через жеребца…
Полез было Син-дзы рукою за пояс – деньги вынуть, но горшечник вдруг обмяк, схватил его за руку, остановил:
– Не трудись, Син-дзы… не надо мне вовсе твоих денег… Я, вишь, твоему дяде покойничку так и остался, не выплатил, а был должен как раз 7 р. 20 к. – копеечка в копеечку… Вот он и пришел за своим долгом… квиты теперь…
Распечатанные тайны*
Женщина
Я много ласкал их, – и всегда они были непонятны мне. Если я понимал на миг, то не мог ласкать больше – ибо тогда моя ласка унижала их и пригибала…
Я целовал ноги, колени, живот, руки, глаза, рот – все у женщин, но никогда не целовал их пятки и за ушами…
Когда поцелую пятки и за ушами, тогда женщины будут скучны мне и не нужны.
Впрочем, я полюблю горбатую или шестипалую.
Женщина под одеялом всегда виновата пред тобой, если ты думаешь молча. – Зажги лампу или спроси ее о чем она думает. Это ее отвлечет и утешит.
Когда женщина зевнет, спроси ее о ее любимом цвете платья – она растеряется и полюбит тебя на миг – до следующего зевка…
Тогда ты зевни вслед за ней и она будет ревновать и бояться тебя…
Ты победил ее. –
Можешь тушить лампу…
Женщина, если умна, – несчастна или скучна, как пень.
Умную женщину надо ласкать при свете…
Женщины любят любовников, когда те спят. Они тогда присматриваются к ним жадно и знойно.
Спящий возбуждает женщину, но она боится его, пока не оглянется, или не разбудит.
В темноте женщину ласкаешь иначе, чем при лампе.
Лампа как-то мешает и заставляет думать.
Лампа заставляет лгать, или уверять, даже телом.
Тело устраивается лучше, чем душа. Тело не оправдывается, а душа доказывает что-то.
Женщина отдаст тело любовнику и тянется к его душе. А он возьмет ее тело и переляжет на другой бок – спиной к ее душе и лицу.
Женщина плачет.
Старая дева
Старая дева отражалась в зеркале.
Пышные красноватые волосы падали на лоб и от этого лицо казалось не в меру чувственным. Синие глаза в темных рамках век горели желанием. На щеках ярко рдели лепестки румянца. Губы пылали.
…Вошел юноша и поцеловал руку старой девы.
Когда они лежали утомленные, юноша неожиданно сказал:
– «Зачем ты говоришь о своих летах!.. Поверь, мне вовсе не интересны молодые женщины – они такие неопытные в страсти… Вот ты»…
– «А ты разве знаешь женщин?!»
– «Конечно»! – и он удивленно усмехнулся, а она разрыдалась. Отошла от него. Быстро одела платье. Села у камина. – Задумалась.
Заговорила тихо, медленно:
– «А я думала – ты девственен. Я хранила себя так долго! Моя чистота стоила слишком дорого: – несколько жизней. Умирали влюбленные, потому что никому не отдавалась… Все мое очарование скрывалось в этом… в чистоте…»
Юноша смущенно слушал. Вдруг рассмеялся.
– «Вот видишь… а ты говоришь о летах!.. Разве молодая девушка придумает что-нибудь подобное… Ну, иди же – я хочу»…
Старая дева прогнала юношу.
Через час она целовала грудь и бедра юной приятельницы, у которой были серые глаза, пепельного цвета волосы и маленькие, тугие, неразбутонившиеся губки.
Камень безымянный
В тонкий мизинец левой руки вдето кольцо. Хризолиты окаймляют красный безымянный камень.
Она говорит, что это – капля крови в прозрачной капсюле.
Если ее белые руки обнимают возлюбленного, – красный камень загорается ярче, и алый отблеск играет в хризолитах.
Когда она умрет – красный камень примет цвет ее глаз. И тринадцать следующих владетелей кольца рано умрут от безумной, неудовлетворенной страсти к неизвестной безымянной.
После тринадцатой смерти, камень вновь станет красным.
Так сказал странный китаец, который подарил ей это кольцо.
У нее синие глаза.
Уют
Белые шторы и свет лампы спугнули сумерки. В зеркале отражалась голая стена.
– Войдите?
– У вас так неуютно!.. Можно на диван?..
Сняла боа и шубку…
Когда ушла, подумал: …