Том 2. Склянка Тян-ши-нэ

А и четвертая – крылья тропа значится: на мелюзгу мельк летучую, на мошку расторопную, на мошкару непокойную-трескщелкучую, на комара свертяка тупоногого, на муху соньлакомку, на жука дремночинного, на бабочку бесполезницу беспечницу, на стрекоз проворниц – душе перепуть-леть-перекрыль попутчится.

Одно душе снисхождение положено: – не один путь ей, а – пути.

А душа выбирай, – куда свернет, туда и выпрыгнет.

Не сама, – так выкружит-выкинет с разгона в брюхо какое разбухающее от плода, иль в яйцо, в плод, в семь, икру – в меть какую, в скидь, снос – в плодь попутную…

Выворачивайся покойничек на жизнь сызнова канителиться да плодиться на той же земле под тутошним солнышкой.

Таков наказ боговий.

И вот теперь, после многих лет, когда Син-дзы окреп необычайно, возмужал и обзавелся своим хозяйством, – теперь ему слово в слово вспомнились рассказы поучительные дяди Ку-юн-суна о долге.

И вот почему: –

Только на днях Син-дзы одел белый наряд и в косу вплел белый шнурок: – умер почтенный любимый дядюшка Ку-юн-сун, который заменяя Син-дзы родного отца.

И вот теперь не дают покоя Син-дзы рассказы дядюшки именно о долге умершего человека, – ведь, недавно, незадолго до смерти, Ку-юн-сун, как нарочно, занял у него деньги и так не вернул вовсе свой долг…

* * *

Приснился сон Син-дзы, – будто кто-то говорит ему:

– «А дядя-то вернулся к тебе с долгом, – ишь!»

Чудно стало Син-дзы – он и проснулся, как раз в ту минуту, как в комнату вбежал работник его – Гун-дзы.

Впопыхах говорит Гун-дзы – себе наперебой:

– «Новость у нас, хозяин… – только что кобылка жеребчиком разрешилась…»

И побег с работником в конюшню.

Бежит, сердце придерживает – рука на груди…

Ну и порешил Син-дзы, что дядя покойник въютился в жеребенка-то, и явился в его двор – отрабатывать долг свой. Порешил, так и жеребеночка «Дядей» прозвал.

* * *

«Дядя» подрастал в заботе неотрывной Син-дзы и его работника.

Приказал Син-дзы кормить его только отборным овсом, не утруждать, лаской встречать, слова нежные перебирать, ладонью по мордочке проводить и пуще всего, всей скотинки беречь, холить.

И выходили «Дядю» в стройного уверенного красавца жеребца – на восхищение всякого, кто взглянет-заглядится, на радость достойную Син-дзы.

Пришла пора приучать к работе «Дядю» – не стоит, а ходуном пляшет без дела, просится, на волю подбивается.

И вывел Син-дзы коня на пашню…

Ходит в полосе Син-дзы за «Дядей», улыбается, радуется: – что за конь!!. – Как человек все понимает, ко всему догадывается, и обойдет, где след; остановится-то вовремя, и свернет толком, как раз у межи, – никак на чужь соседову не переступит, и не помнет, чего мять – не дело, и нет в нем устали! Ну, такой конь ладной!!. степенная тварь!.. не конь, а – нахождение!..

Подойди кто чужой не так – с обидою, – и не отступится, ухом не дотронется – не дрогнет, – куды!.. – нет. А, вот, скажи ласково, с сердцем: «отойди Дядюшка» – и отойдет в сторонку, смотрит натянуто, выпрашивая, – «не надоть, де, еще чего?» «Назад, Дядька» – и отступит, повернется, как надо… Такая тварь суразная!

Что и за конь! И всяк диву дивуется, Син-дзы похлопывают, за коня одобряют.

* * *

Засуетился как то Син-дзы на ярмарку, – через два села объявлялась.

Кобыла как раз занемогла – пасмурнится, неможется; – куда там через два села, на село не доскачет.

– «Ну», – думает Син-дзы: «что задумываться – „Дядю“ впрягу, хоть и даль – пристанет Дядюшка, что ж станешь делать, коль на „надо“ угораздило».

Так по причине и довелось с «Дядею» на ярмарку съехать.

* * *

Вкруг припоселкового колодца на поле пораспахнулась большая бойкая ярмарка, – на году первая.

Народу, – ни пройти, ни проехать…

Распряг Син-дзы передышать «Дядю» и так пустил, без привязи, – уж больно надеялся на него: «никаких хлопот не допустит – умная конь!» – думал Син-дзы.

И, как раз, точно человек, переступая в сутолоке промеж, людей, телег и товаров всяких, запросто по земле накиданных, заходил «Дядя», важно так по ярмарке, словно к чему то прицениться желая.

Люди дивятся, толкуют на него:

– «Ладной конь!» –

– «Добрый конь!» –

– «Крепкой конь!..» –

Так со всех сторон и сыплется.

Тот в зубы заглядит.

Иной по морде к ноздре растопыренной ладонью проведет…

Этот шлепнет любя по заднице – опрокинутой пятерней костяшками.

А вот и овса в горсточке к зубам сунут…

– «Не продажный ли коняга?!»

– «Дурной продавать такого»…

Увлекся Син-дзы закупками да сговорами с купцами, «Дядя» и отстал от него в сторону.

И не думает о коне.

Только вдруг зазвенело, зашумело, затрещало – поодаль. А потом – и крик, и шум неладный с того же места… разобрал: – коня на чем свет костят…

Вздрогнуло сердце… Син-дзы – ну на шум.

Так и есть: «Дядю» за уздечку сдерживает кто-то, а «Дядя» отбивается, по черепкам горшечным перебитым переступает боком, – не дается…

А вокруг народ ходит, без толку переспрашиваясь…

Пропустили Син-дзы к коню, – узнали – его конь.

Не успел протискаться, – с криком налетел к нему горшечник, старый знакомый из соседского села – корявый Ван-вей…