Том 2. Повести и рассказы

Он стал возмущенно рассказывать. Резцов слушал ружейную трескотню, и ему странным казалось возмущение Волкова рядом с тем важным и грозным, что творилось там. Странным казалось – и понравилось: да, вот именно так и нужно! Пусть там что угодно, – сегодня они, завтра мы. Что об этом думать?..

Резцову стало весело. Он расправил свои закрученные усики и молодцевато пошел назад в фанзу.

Тебя, мой друг Коко,
Я долго не забуду…

Офицеры сидели за столом и пили. В углу кхана[43] на походной кровати храпел пьяный ротный командир Резцова, Катаранов. Гаврилов, покачиваясь, дергал его за высунувшийся из-под шинели сапог.

– Ну, вставай, ты!.. В макашон играть!.. Эй, петух! Курицын муж!

Катаранов подтянул ногу под шинель. На грязной подушке виднелась его коротко остриженная, лысеющая голова. Резцов смотрел и умиленно улыбался. Катаранов был гордостью полка; об его дерзко-удалых разведках упоминал в своих донесениях Куропаткин, он был представлен к Георгию.

– Да вставай же! Не слышишь, что ли?.. В ма-ка-шку и-гра-ать!! – завопил Гаврилов ему в ухо.

Катаранов быстро сел на постели и коротко спросил:

– Чай есть?.. Эй, денщицкая сила! Чаю стакан, покрепче!

– Вот тебе рому!

– Нет, я с похмелья только чай пью… Грей самовары, Никитка!.. Уу-ух! Сорок стаканов выпью!

Он соскочил с кхана и, потирая руки, подошел к столу.

Игра сразу оживилась. Катаранов ставил рублей по двадцать, по тридцать, то срывал банки, то сразу обогащал их. И все другие стали понемногу повышать ставки. Только старичок батальонный спокойно продолжал ставить по рублю.

Метка перешла к Леденеву. Ему упорно везло, очень скоро в банке было уже больше ста.

– Сколько вы? – обратился Леденев к Катаранову. Катаранов, с мелкими морщинками вокруг глаз, молча смотрел на него; глаза его засветились весело и лукаво.

– Вот у меня тут тряпочка грязная завалялась, на нее! – Он разгладил на столе смятую сторублевую бумажку и опять взглянул на Леденева.

Леденев дрогнул и задержал в руке карту.

– Нет, лучше сниму банк. Не хочу рисковать.

– То есть как это «не хочу»? – возмутился Гаврилов. – Начал уж раздавать, а потом струсил и на попятный?

Леденев высокомерно ответил:

– Я имею право снять, когда хочу!

Горячо заспорили. Леденева заставили-таки продолжать. Катаранов с размаху ударил картою о стол; Леденев, торжествуя, открыл девятку.

– Черт возьми!! Ну и везет ему! Нет, должно быть, жена моя дома не спит, все проигрываю!

Леденев укладывал в бумажник пачки денег и украдкою пересчитывал их.

– Ничего, сегодня я хорошие суточные заработал, – самодовольно сказал он.

Гаврилов презрительно следил за ним.

– А все-таки играешь ты не как офицер. Настоящая уездная чиновница: в первый раз увидела кучу денег и ожаднела, боится, как бы не отняли… Вот за что Федьку люблю, – львом играет, молодчина!.. Федька, выпьем!

Резцову все больше нравился Катаранов. У него был удивительно ординарный вид, но теперь его глаза светились весело и задорно, и от этих глаз все лицо светилось мягким светом. Резцов потянулся к нему с стаканчиком рома.

– Федор Федорович, позвольте с вами чокнуться! Старичок батальонный сдержанно говорил:

– По-моему, вы идете на верный проигрыш. Вы один из всех делаете большие ставки, и ваш риск не покрывается риском других.

Катаранов беззаботно махнул рукою.

– Эка!.. А на что мне деньги? Здесь с голоду не помру; жив останусь, домой на казенный счет повезут. Я в сорочке родился, мне во всем удача. В этом году книжку про Китай прочел и вот как раз в Китай попал.

– Когда нас сюда погнали, – он себя даже по лбу ударил: «Как это кстати! Как раз я книжку про Китай прочел!» – сказал Гаврилов. – Погоди, брат, и в Японию еще попадешь.

– Токийским генерал-губернатором.

– Нет, голубчик… Будешь ты там работать на полях орошения, в одних штанах и соломенной шляпе. А тебя по голой спине будут бить китовым усом.

Катаранов почесал в затылке.

– Собственно, мне бы тебя за это следовало вызвать на дуэль… Ну да не стоит! Приятели мы с тобою давнишние, сражаемся за одно дело…

– За какое, оба не знаем., – в тон ему продолжал Гаврилов.

– Да-а… – Катаранов помолчал и усмехнулся. – Нынче утром солдаты говорят мне: «Ваше благородие! Вот, в „Вестнике Маньчжурской армии“ пишут, что мы тут за веру воюем, за царя и отечество. Как это так? Ведь веры нашей никто не трогает, царя не обижает. А отечество – китайское».

Все засмеялись, только Резцов враждебно насторожился.

Батальонный спросил:

– Что же вы?

– Ну, что! Стал им что-то про Тихий океан объяснять, да сам спутался…

– Как вы им позволяете рассуждать? – удивился Резцов.

– А нельзя? – с любопытством спросил Катаранов.

– Что же это, если всякий рядовой будет рассуждать, что война, как, из-за чего!..

– Голов им не срежешь! – вздохнул Катаранов и отвернулся от Резцова.

Батальонный сидел, положив голову на руки.

– Оо-о-хо-хс!.. Да, господа, все мы отсюда генералами уедем. Конца войны не будет!

Катаранов скороговоркою возразил:

– Ну!.. Дайте балтийская эскадра придет, освободит Артур, сразу дело переменится.