Том 2. Лошадь Паллада

От подъезда вдоль панели
Синели армяки на козлах.
Небеса над улицей синели,
Вывески трактиров. Возглас
Смоется, как тонкий волос…
О, как грудь моя узка,
Как нелеп, как жалок мне мой голос
В пении твоем, Москва,
Вижу снова синий купол,
Белые на розовом карнизы,
Громы цоканья и стука
И октавы трама. Мерелиза
Катится, стрекочет форд.
Ванька щегольнет наречьем –
И опять, плывет, гудет
Плавный звон Замоскворечья…
А на Петровке мимо окон Трамблэ
Идет по асфальту женщина Камергерского!
Пожалуй, только она бы могла,
Душисто наряженная, нежная, дерзкая
Всегда родная парижанка Кузнецкого,
Она бы одна смогла
Постаревшую душу омолодить
Одним касанием плеча:
Подчинить-подтолкнуть, усадить,
На магического лихача…

3.

«Девятая Муза». И двухнедельник
«Дни и Труды»…
О, Москва, и в холодный пустой понедельник
Не можешь, неможишься ты,
Звон перезвоны к вечерне
В Охотном торопят закрыться
Снег на стенах. А неверный
Свет сладостно к вечеру мглится.

«Ямб упадает – плавный звон…» *

Ямб упадает – плавный звон.
И мнится: Александр Сергеич
Идет по набережной. Он
От ветра поднимает плечи,
Рассеяны его глаза –
То ямба светлая гроза
Умчала Пушкина в Осташков,
Где возле станции дормез,
И смотрит синеву небес
В дорожном чепчике Наташа.

«Здорово, снег. С утра твой полусвет…» *

Здорово, снег. С утра твой полусвет
Роднит меня с надменным Петербургом,
И тонкий шпиль над крепостью, над бургом,
В буран сквозящий, радостью воспет.

Темна вода и белоснежен снег.
И над Невой ненастной, влажно-гулкой,
Мосты в трамваях. Исаакий-купол
Над полем белых крыш венчает всех.

О, ясность ямба! О, прохлады нежность,
Твоя прелестная и редкостная снежность
Над городом великого Петра.

Светящаяся облачная память
Безвременного снежного утра
Печальной остротою сердце ранит.

Петербургские стансы *