Том 2

ный, кто облегчал ему все тяготы, был его старый, вер¬ ный и преданный друг и слуга, Натаниэль Бампо. Потомки воздвигли этот памятник высоким добродетелям хозяина и честности его слуги». Услышав свое имя, Кожаный Чулок сперва было за¬ мер, потом морщинистое его лицо осветилось улыбкой, и он проговорил: — Вот так здесь и сказано, сынок? Значит, вы рядом с именем хозяина вырезали имя его старика слуги? Благо¬ слови вас бог, детки, за вашу доброту, — а когда стареешь, доброта идет к самому сердцу... Элизабет повернулась спиной к ним обоим. Эффин¬ гем, силившийся сказать что-то, наконец все же овладел собой: — Да, твое имя лишь вырезано на простом мраморе, но его следовало бы написать золотыми буквами! — Покажи мне, сынок, где оно стоит, — попросил Нат¬ ти с детским любопытством, — я хочу посмотреть на него, раз уж ему оказана такая честь. Это щедрый подарок чело¬ веку, который не оставил после себя никого, кто продолжал бы носить его имя в краю, где он так долго прожил. Эффингем показал старику его имя вд мраморной до¬ ске, ,и тот -с глубоким интересом провел пальцем: пъ всем буквам, затем поднялся с земли и сказал: — Да, душевная то была мысль, и по-душевному все сделано. Ну, а что вы написали на могиле краснокожего? — Слушай, Натти, *— сказал Оливер и прочел: — «Сей камень возложен в память об индейском вожде делавар- ского племени Чингачгука, известном под именем Джона Могиканина и Чингагука». — Не Чингагука, а Чингачгука, что значит «Большой Змей». У индейцев имя всегда что-нибудь значит, надо, чтобы оно было написано правильно. — Я позабочусь, чтобы ошибку исправили. «...Он был последним представителем своего племени,, когда-то оби¬ тавшего в этих краях,, и о нем можно сказать, что его гре¬ хи были грехами индейца, а добродетели — добродетелями человека». Более верных слов тебе еще не приходилось гово¬ рить, мистер Оливер. Эх, кабы ты знал его, как я, когда он был в расцвете сил, кабы видел ты его в том самом сражении, где старый джентльмен, который спит теперь в могиле с ним рядом, спас его от разбойников-ирокезов, ^

те уже привязали могиканина к столбу, чтобы сжечь, —* ты бы написал все это здесь и мог бы добавить еще очень многое. Я перерезал ремни, которыми его свя¬ зывали,— вот этими самыми руками,—я отдал ему свой томагавк и нож, — ведь для меня всегда самым подходя¬ щим оружием было ружье. Да, он умел действовать в бою, раздавал удары направо и налево, как подобает настояще¬ му воину. Я встретил Джона, возвращаясь со слежки за зверем, и увидел на шесте индейца одиннадцать вражьих скальпов. Не вздрагивайте так, миссис Эффингем, то были скальпы всего лишь воинов. Когда я теперь гляжу на эти горы, где когда-то мог насчитать над лагерями делаваров до двадцати дымков, стелющихся над вер¬ хушками деревьев, меня охватывает печаль: ведь ни одного человека не осталось от племени, разве встретишь какого-нибудь бродягу из Онидас или индейцев-янки, которые, говорят, переселяются от берегов моря, — их, по- моему, и людьми-то назвать нельзя — так, что называется, ни рыба ни мясо, не белые и не краснокожие. Ну ладно, мне пора, надо уходить. — Уходить? — воскликнул Эдвардс. — Куда ты со¬ брался уходить? Кожаный Чулок, незаметно для себя усвоивший мно¬ гие из индейских привычек, хотя он всегда считал себя человеком цивилизованным по сравнению с делаварами, отвернулся, чтобы скрыть волнение, отразившееся на его лице; он нагнулся, поднял большую сумку, лежавшую за могилой; и взвалил ее себе на плечи. — Уходить?! — воскликнула Элизабет, торопливо под¬ ходя к старику. — Вам нельзя в вашем возрасте вести одинокую жизнь в лесу, Натти. Право, это очень неблаго¬ разумно. Оливер, ты видишь — Натти собрался на охоту куда-то далеко. — Миссис Эффингем права, Кожаный Чулок, это не¬ благоразумно, — сказал Эдвардс. — Тебе вовсе незачем взваливать на себя такие трудности. Брось-ка сумку, и уж если желаешь поохотиться, так охоться неподалеку в здешних горах. — Трудности? Нет, детки, это мне только в радость — это самая большая радость, какая еще осталась у меня в жизни. — Нет, нет, вы не должны уходить далеко, Натти! — воскликнула Элизабет, кладя свою белую руку на его 57* 887