Том 1. Здравствуй, путь!

— Теперь рассчитывать надо. Сезонник во как в пролетария переходит! А у пролетария известно: куда сам, туда и хвост. А раз так, семьи наши девать некуда. Если мы сами надобны, тогда и жен наших и детей принимайте!

Козинов опросил несколько десятков человек, половина из них оказалась «Иванами», и посоветовал Елкину, прежде чем бороться с наплывом семейников, обойти бараки и выслушать людей.

В одно из утр, когда бараки и палатки гудели истошными криками спозарань разбуженных ребятишек, Елкин и Фомин начали обход жилищ.

Елкин молча, хмуро поглядывал на изъеденных клопами сосунков, на полуголых подростков и усталых озлобленных женщин. Перед лицом этой нужды ему было стыдно за свое распоряжение — не принимать семейников.

Фомин хотел проникнуть глубже в эту картину и выспрашивал:

— Давно ли порвана связь с деревней? Где и когда работали последний раз? Почему так обеднели? Какая специальность? Сколько в бараке работников и сколько иждивенцев?

Тридцать процентов нагольного строительного пролетариата, утратившего всякую связь с хозяйством и землей. Число иждивенцев намного больше числа работников. Месяцы, проведенные в поездах «максимках» в поисках работы.

— Что вы скажете? — спросил Елкин Фомина, когда они из духоты бараков вышли на площадь, пахнущую степным утром и тянь-шаньскими свежими бревнами. — Я думаю, нужно как-то устроить.

— Этих? Да… — согласился Фомин. — Признаюсь, меня берет беспокойство за наши планы.

Они долго ходили берегом речушки, пока не обдумали со всех сторон вопрос о семейниках.

Семейникам отвели место для расселения, отпустили бревен, досок, кирпича, стекла (из брака), и в несколько дней на берегу реки отстроилась новая улица землянушек, с маленькими составными оконцами на горячий, искрящийся под солнцем песчаный раздол. Речушка обратилась в ванну, постоянно наполненную барахтающимися голыми ребятенками.

Во избежание дальнейшего наплыва иждивенцев Елкин еще раз распорядился не принимать на работу семейных, а тем, кто проник как холостой, запретил вызывать семьи и широко оповестил администрацию всех участков, подчиненных ему, что Турксиб не может заниматься устройством всех бесквартирных, обкладываться нахлебниками. Такое прекраснодушие — верный крах строительству.

Ввели строжайшую проверку документов у всех приезжающих на постройку. Но поток нахлебников не прекратился, просачивался сквозь все барьеры. Турксиб, по старинке, готовился к встрече с мужиком-сезонником, имеющим дом, хозяйство, и только подрабатывающим на стороне, а встретился с отлившимся в своеобразную форму пролетарием.

Новый строитель не имел зацепок в деревне, был вечным переселенцем. Закончит одну дорогу, канал, шлюзы, забирает инструмент, семейство, добришко и едет на новую стройку. Его дом там, где работа, — это топчан в артельном бараке. Знакомство с этой народной прослойкой принесло строителям Турксиба много лишних хлопот и расходов.

9. Огонь, упавший с неба

Ночью сторож саксаулового склада услышал сильный взрыв и крик человека, заметил шар пламени у кузницы, перепугался и, никому ничего не сказав, убежал спать. Утром обнаружили возле кузницы развороченный взрывом компрессор и сильно обожженное тело казаха. В правой руке мертвеца был зажат железный черпачок. «Казах пришел взять из компрессорной коробки бензину. Ночь была темная. Он зажег спичку и сунул ее в коробку, чтобы посветить; дальше взрыв и все прочее», — так расшифровала происшествие следственная комиссия.

На следующий день ни один казах, кроме Тансыка, не вышел к машинам. Вместо этого они явились к Козинову и потребовали, чтобы он перевел их от машин обратно в землекопы.

— Что за чушь, старая история, только шиворот-навыворот? — Козинов поманил к себе Гонибека. — Расскажи толком, один, чего хотите?

— Сторож видел, как огонь упал с неба и сжег человека. Казахам нельзя работать на машинах, когда казах и машина вместе — будет огонь.

— И ты веришь этой сказке?

Гонибек промолчал.

— Кто выдумал ее?

— Сторож видел огонь… Все говорят, и русские: «Кто пойдет — тот сгорит».

— И ты веришь? Тансык давно работает на машинах, и огонь не убил его, даже не задел. А среди русских есть такие, кому лень обучать казахов, они и плетут всякую ерунду.

Легенда об огне, упавшем с неба, быстро распространилась и обволакивала паническим страхом наивных людей, носивших в себе веру в сверхъестественное могущество машин. Противники коренизации сделали из несчастного происшествия таран против нее: как можно дикарей, пастухов, умеющих только размахивать кнутом, допускать к американским машинам и станкам, они же пережгут все, взорвут весь городок! Когда Гонибек, Урбан и еще несколько учеников после долгих переговоров с Тансыком решились вернуться к машинам, мастера отказались принять их. Начались откровенные разговоры, что казахов отличают перед всеми прочими, оплачивают не по работе, а завышенно, в ущерб другим. Снова выплыл лозунг: «Довольно мармеладу!» Усевич повторно пришел к Елкину с требованием повысить ему оклад.

— Мотивы, дорогой товарищ. Все техники довольны своим заработком.