По дороге домой Гонибек встретил Тансыка, отвел в сторону и сказал:
— Шибко интересное дело. На севере все казахи…
— Знаю, слышал, — перебил его Тансык.
— На пятом участке…
Но Тансык снова не дал ему закончить:
— Все знаю. Наши люди только и говорят об этом. Это все ложь. Скажи, какое важное дело у Джаирова?
— Пьет кумыс, ест барашка…
— Надо узнать большое дело.
— Все хозяева караванных дорог — члены правления.
— Вот это — большое дело.
Рано утром два каравана ушли: остался один джаировский. У караванщика еще не закончились важные дела, он уехал в ближайший аул.
Освобожденный от обязанности прислуживать хозяину, Айдабул разгуливал по городку. Он зашел к землекопам, поинтересовался, как идут дела, и сказал, что их обижают мануфактурой и чаем.
— Видели, сколько получил я?
Зашел к ученикам, выслушал их страхи перед машинами и посоветовал сделать, как на пятом участке, — разбить машины.
— Русские хитрые. Ставят казахов к машинам, сами не хотят умирать.
Встретил Урбана и обозвал его дураком.
— Машина убила одного, убьет и тебя.
Урбан задумался над словами такого большого человека, как член правления.
— А как же Тансык? — спросил он.
— Тансык тоже дурак. Я пойду и скажу ему: «Брось машину!»
Тансык, один из всех казахов, дежурил у работающего компрессора и пытался разгадать: «Какое важное дело у Джаирова? Где ложь и где правда? Правда и ложь живут рядом, как человек и его тень. Джаиров уехал в гости — это ложь. На севере песок засыпал дорогу — тоже ложь. Все бывшие хозяева караванных дорог — теперь члены правления, это правда».
Подошел Айдабул, сделал низкий поклон и сказал:
— Тансык, брось машину! Ты — хороший человек, и мне жалко тебя. Иди к нам, и будешь член правления.
Тансык набил трубку, остановил машину и кивнул Айдабулу:
— Пошли! Спасибо тебе, ты сохранил мою голову.
Весь километровый путь от Огуз Окюрген до городка они ругали русских, проклинали машины и мечтали о том, как будут возить саксаул и получать мануфактуру кусками. Захватили с собой Урбана, Гонибека и явились в рабочком.
— Тьфу!.. — Козинов нехорошо выругался. — Час от часу не легче. Ну, что опять случилось?
— Вот он. — Тансык вытолкнул Айдабула вперед. — Он говорит: «Брось, сожги машины». Он — скверный человек.
— Так, ладно. Пошли в контору!
Айдабул, оказавшись перед Широземовым и сообразив, что начинаются неприятности, начал слезно оправдываться:
— Джаиров велел. Джаиров дал мне халат и сказал: «Будешь ты член правления…» Я — бедный дурак…
Пригласили Джаирова. Караванщик, выслушав обвинение, с укором покачал головой.
— Наша весь караван идет в степь, домой.
— Почему же весь? Ты можешь уходить…
— Весь, весь, так надо. — Джаиров снял шапку. — Расчет давал, прощай!
— Нет, не прощай! — Широземов подтолкнул Джаирова в глубь конторы. — Козинов, поболтай с ним. — Сам вышел к погонщикам и объявил, что Джаиров уходит в аул, домой, у них будет новый председатель артели. Но гонщики тревожно переглянулись, потолкали друг друга локтями, пошушукались и дружно зашумели:
— Наша тоже в аул. Мануфактура, чай, сахар… Наши нет ничего.
— Ну, ну? Как так? — взволновался Широземов.
— Наша нет верблюд. Наша лучше уйдет.
Широземов потер лоб, шею, высморкался и рванулся к верблюдам.
— Это чей? Этот, этот?
— Джаиров, Джаиров…
Почти все верблюды оказались джаировскими.
— Вот так артель!.. — пробурчал Широземов, потемнев всем лицом, но тут же успокоил себя: — Введем в берега, введем, — и, увязая в рыхлых песках, припустился к юрте партколлектива.
Десять минут торопливого рассказа, нервная пляска бровей у Фомина. «Раскулачить», — сквозь зубы, вторая линия глубоких следов в песке, и Широземов снова против Джаирова.
— Какого аула, района, много ли верблюдов?
— Пять. — Всего несколько месяцев назад Джаирову был поставлен такой же вопрос человеком из районного исполкома, он назвал пять, и это пошло на пользу — прислали совсем небольшой налог.
— Подпиши! — Широземов придвинул лист опроса.
Джаиров подписал с облегченным вздохом. Почему не подписать: пять верблюдов — не такая большая штука, можно всех отдать в казну.
— Верни-ка деньги! — потребовал Широземов.
Караванщик долго не мог найти бумажник, руки дрожали и путались во множество карманов.
— Вот тебе сто рублей! — Каждая верблюжья спина за один поход в оба конца оплачивалась двадцатью рублями. Широземов протянул Джаирову эти деньги и сказал напутственно: — А теперь можешь домой. Куда угодно. Скатертью дорожка!
Джаиров, Айдабул и погонщики расшумелись около товара, только что полученного в кооперации, председатель и член правления тянули его к себе, а погонщики не давали.
Широземов, стоя в прорезе палатки, глядел на суматоху и шумно посапывал. На его крепкой шее дрыгали две темно-синие жилы. Дележ явно становился дракой. Тогда Широземов подошел поближе к суматохе и крикнул погонщикам:
— Все ваше, все! Джаиров долго грабил вас. Больше не позволим. — Затем подозвал караванщика: — У тебя сколько верблюдов? Пять? Возьми их и убирайся! Понял?