Бе бо любя книжная словеса, слыша бо единою еуангелие чтомо: «Блажении милостивии, яко теи помиловани будуть»,[493] и пакы: «Продайте имения ваша и дайте нищимъ»,[494] и пакы: «Не <...> скрывайте собе скровища на земли, идеже тля тлить и татье подъкоповаеть, но скрывайте собе скровище на небесих, идеже ни тля тлить, ни татье крадуть»,[495] и Давида глаголюща: «Благъ мужь милуя и дая»,[496] Соломона слыша глаголюща: «Дая нищимъ, Богу в заемь даеть».[497] Си слышавъ, повеле нищю всяку и убогу приходити на дворъ на княжь и взимати всяку потребу: питье и яденье, и от скотьничь кунами.[498] Устрои же се: рек, яко «Немощнии, болнии не могуть доити двора моего», повеле устроити кола и, вьскладываше хлебы, мяса, рыбы и овощь разноличьный и медъ въ бочках, а вь другыхъ квасы, возити по градомъ,[499] вьпрашающе: «Кде болнии, нищии, не могы ходити?» И темь раздаваху на потребу. И се же творя людемь своимь: по вся неделя устави по вся дни на дворе вь гридници пиръ творити и приходити бояромъ, и гридьмъ, и соцькимъ, и десятникомъ[500] и нарочитымь мужемь и при князе и безъ князя. И бываше на обеде томь множьство от мясъ, и от скота и от зверины, и бяше же изобилью всего. Егда же подопьяхуться, и начаху роптати на князя, глаголюще: «Зло есть нашимъ головамъ: да намъ ясти древяными лжицами, а не сребряными». И се слышавъ, Володимиръ повеле исковати лжици сребряны ясти дружине, рекъ сице, яко «Сребромъ и златомъ не имамъ налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато, яко дедъ мой и отець мой <...> доискася дружиною злата и сребра». Бе бо любяше Володимиръ дружину, и с ними думаа о строеньи землинемь, и о уставе земленемь, и о ратехъ. И бе живя с князи околными его миромъ: с Болеславомъ Лядьскымъ, и сь Стефаномъ Угорьскымъ и съ Ондроникомъ Чьшьскымъ.[501] И бе миръ межи ими и любы. И живяше Володимиръ въ страсе Божии. И умножишася разбоеве, и рече епископи Володимеру: «Се умножишася разбойници, почто не казниши?» Он же рче: «Боюся греха.» Они же реша ему: «Ты поставленъ еси от Бога на казнь злымъ, а на милование добрымъ. Достоить ти казнити разбойника, нъ съ испытаниемь». Володимеръ же отвергъ виры и нача казнити разбойникы <...>. И реша епископы и старци: «Рать многа, а еже вира, то на конихъ и на оружьи буди». И рече Володимиръ: «Да тако буди». И живяше Володимиръ по устроению дедню и отню.