Том 1 (XI-XII века)

Святый же поиде въ кораблици и съретоша и́ устие Смядины. И яко узьре я святый, въздрадовася душею, а они узьревъше и омрачаахуся и гребяахуся к нему, а сь целования чаяяше отъ нихъ прияти. И яко быша равьно пловуще, начаша скакати зълии они въ лодию его, обнажены меча имуще въ рукахъ своихъ, бльщащася, акы вода. И абие вьсемъ весла отъ руку испадоша, и вьси отъ страха омьртвеша. Си видевъ блаженый, разумевъ яко хотять его убити, възьревъ къ нимъ умиленама очима и сльзами лице си умывая, съкрушенъмь срьдьцьмь, съмеренъмь разумъмь и частыимь въздыханиемь, вьсь сльзами разливаяся, а телъмъ утьрпая, жалостьно гласъ испущааше: «Не деите мене, братия моя милая и драгая! Не деите мене, ни ничто же вы зъла сътворивъша! Не брезете, братие и господье, не брезете! Кую обиду сътворихъ брату моему и вамъ, братие и господье мои? Аще ли кая обида, ведете мя къ князю вашему, а къ брату моему и господину. Помилуйте уности моее, помилуйте, господье мои! Вы ми будете господие мои, а азъ вамъ рабъ. Не пожьнете мене отъ жития не съзьрела, не пожьнете класа, не у же съзьревъша, нъ млеко безълобия носяща! Не порежете лозы не до коньца въздрастъша, а плодъ имуща! Молю вы ся и милъ вы ся дею. Убойтеся рекъшааго усты апостольскы: “Не дети бывайте умы, зълобиемь же младеньствуйте, а умы съвьршени бывайте”.[894] Азъ, братие, и зълобиемь и въздрастъмь еще младеньствую. Се несть убийство, нъ сырорезание! Чьто зъло сътворихъ съведетельствуйте ми, и не жалю си. Аще ли кръви моее насытитися хочете, уже въ руку вы есмь, братие, и брату моему, а вашему князю».

И не поне единого словесе постыдешася, нъ яко же убо сверепии зверие, тако въсхытиша его. Онъ же видевъ, яко не вънемлють словесъ его, начатъ глаголати сице: «Спасися, милый мой отьче и господине Василие, спасися, мати и госпоже моя, спасися и ты, брате Борисе, старейшино уности моея, спасися и ты, брате и поспешителю Ярославе, спасися и ты, брате и враже Святопълче, спасетеся и вы, братие и дружино, вьси спасетеся! Уже не имамъ васъ видети въ житии семь, зане разлучаемъ есмь отъ васъ съ нужею». И глаголааше плачася: «Василие, Василие, отьче мой и господине! Приклони ухо твое и услыши гласъ мой, и призьри и вижь приключьшаяся чаду твоему, како без вины закалаемъ есмь. Увы мне, увы мне! Слыши небо и вънуши земле. И ты, Борисе брате, услыши гласа моего. Отьца моего Василия призъвахъ и не послуша мене, то ни ты не хочеши мене послушати? Вижь скьрбь сьрдьца моего и язву душа моея, вижь течение сльзъ моихъ, яко реку! И никтоже не вънемлеть ми, нъ ты убо помяни мя о мне къ обьщему Владыце, яко имея дьрзновение и престоя у престола его».

И начатъ, преклонь колене, молитися сице: «Прещедрый и премилостиве Господи! Сльзъ моихъ не премълчи, нъ умилися на мое уныние. Вижь съкрушение сьрдьца моего: се бо закалаемъ есмь, не вемь, чьто ради, или за котерую обиду не съведе. Ты веси, Господи, Господи мой! Вемь тя рекъша къ своимъ апостоломъ яко: “За имя мое, мене ради възложать на вы рукы, и предани будете родъмь и другы, и братъ брата предасть на съмьрть и умьртвять вы имене моего ради”.[895] И пакы: “Въ тьрпении вашемъ сътяжите душа ваша”.[896] Вижь, Господи, и суди: се бо готова есть душа моя предъ тобою, Господи! И тебе славу въсылаемъ, Отьцю и Сыну и Святууму Духу, ныне и присно и въ векы векомъ. Аминь».

Таче възьревъ къ нимъ умиленъмь гласъмь и измълкъшьмь грьтаньмь рече: «То уже сътворивъше приступльше сътворите, на не же посълане есте!»

Тъгда оканьный Горясеръ повеле зарезати и́ въбързе. Поваръ же Глебовъ, именьмь Търчинъ, изьмъ ножь и, имъ блаженааго, и закла ̀и яко агня непорочьно и безлобиво, месяца септября въ 5 дьнь, въ понеделникъ.

И принесеся жьртва чиста Господеви и благовоньна, и възиде въ небесныя обители къ Господу, и узьре желаемааго си брата и въсприяста веньца небесныя егоже и въжелеста, и въздрадовастася радостию великою неиздреченьною, юже и улучиста.

Оканьнии же они убойце възвративъшеся к посълавъшюуму ̀я, якоже рече Давыдъ: «Възвратяться грешьници въ адъ и вьси забывающии Бога».[897] И пакы: «Оружие извлекоша грешьници, напрягоша лукъ свой заклати правыя сьрдьцьмь и оружие ихъ вънидеть въ сьрдьца их, и луци ихъ съкрушаться, яко грешьници погыбънуть».[898] И яко съказаша Святопълку, яко «сътворихомъ повеленое тобою», и си слышавъ, възнесеся срьдьцьмь, и събысться реченое псалмопевьцемь Давыдъмь: «Чьто ся хвалиши сильный о зълобе? Безаконие вь сь дьнь неправьду умысли языкъ твой. Възлюбилъ еси зълобу паче благостыне, неправьду неже глаголаати правьду. Възлюбилъ еси вься глаголы потопьныя и языкъ льстьвъ. Сего ради раздрушить тя Богъ до коньца, въстьргнеть тя и преселить тя отъ села твоего, и корень твой отъ земля живущихъ».[899]

Убиену же Глебови и повьржену на пусте месте межю дъвема колодама.[900] И Господь не оставляяй своихъ рабъ, якоже рече Давыдъ: «Хранить Господь вься кости ихъ, и ни едина отъ нихъ съкрушиться».[901]