За лишний полтинникКакой-то китаецЗаставил смеятьсяМой гипсовый череп.И вечно смеетсяЗастынувшим смехомБеззвучно, без дрожиМой гипсовый череп.Средь мертвого хламаНедвижных вещейОдин лишь смеетсяМой гипсовый череп.Лампада мерцаетВ дрожании жутком,И свет озаряетМой гипсовый череп.Из впадин глубоких,Бездонных во мраке, –Глядит в мое сердцеМой гипсовый череп.
С.П-бург.
1916 год.
Три души
Ку-юк-сун седой, горбатыйВ фанзе закоптелойЗанят малым делом:На тряпье кладет заплаты.У него сегодня радость:Смастерил сыночекВ праздничный денечекЕму гроб от всех украдкой[1].Вся семья с утра в работе, –Старику покойно.В старости пристойноЗнойный день забыть в дремоте.На цыновках в нарах грязныхКу-юн-сун забылся…И от будней отдалилсяК снам, как небо в зное, ясным.…В зеленеющей долине,В гуще гаоляна,На земле прорыта рана –Там начало от кончины.Поселился он в кладбищеСредь почетных предков…Жизнь земная клетка,Человек в ней – жалкий нищий.Три души его покорноРазбрелись[2]. ДорогиИх решили боги:Брак трех душ его расторгнут.Страж душа одна осталасьС мертвецом в могиле…С новой ясной силойВ теле бренном засияла.Отошла душа другая,Труп покинув в гробе, –В мир иной загробный,Жизнь земную повторяя.Третья – в фанзу возвратилась.И дощечка в доме –Память о покойном –Третью душу приютила.Видит сны и мыслит мудроКу-юн-сун счастливый……В гаолян сонливоПрибрели с холмов верблюды. –
Ноябрь 1917 г.
Хай-шин-вей.
У моря
Осенний день багровый на исходе.На ветвях бьются сохлые листыИ быстрый ветер переходитВ буграх прибрежные кусты.С косичкой тонкой на макушкеПоет бродяга-китайчонок.И в лад под песню колотушиДрожат в озябнувших ручонках.Поет привычно-монотонно,И сам подпрыгивает в лад…Обводит сонными глазамиТолпу собравшихся ребят.В цветных нарядах корейчата,Детишки – беженцы – евреи –Собрались грязные галчатаТолпой крикливою на берег.Шампунки бьются стертыми бортами…Старик китаец у руляЛюбовно голову мотает,Прищурясь косо на ребят…И как разбитое крылоО берег бьется рваная волна.