Я живу в обветшалом домеУ залива. Залив замерз.А за ним, в голубой истоме,Снеговой лиловатый торс.Та вершина уже в Китае,До нее восемнадцать миль.Золотящаяся, золотаяРассыпающаяся пыль!Я у проруби, в полушубке,На уступах ледяных глыб —Вынимаю из темной глубиУзкомордых крыластых рыб.А под вечер, когда иголкиВ щеки вкалываются остро,Я уйду: у меня на полке,Как Евангелие — «Костер».Вечер длится, и рдеет книга.Я — старательная пчела.И огромная капля мигаМеталлически тяжела.А наутро, когда мне надоРазметать занесенный двор,На востоке горы громада —Разгорающийся костер.Я гляжу: золотая глыба,Великанова голова.И редеет, и плещет рыбойРозовеющая синева.И опять я иду на льдины,И разметываю в лесу,И гляжу на огни вершины,На нетлеющую красу…Если сердце тоска затянетПод ленивый наважий клев —Словно оклик вершины грянетГрозным именем: Гумилев!
КЛАДБИЩЕ НА УЛИССЕ («Подует ветер из проклятых нор…»)[172]
Подует ветер из проклятых норПустынной вулканической Камчатки,Натянет он туман на зубья гор,Как замшевые серые перчатки.Сирена зарыдает на мысу,Взывая к пароходов каравану;На кладбище, затерянном в лесу,Невмоготу покойникам… Восстанут.Монахиня увидит: поднялисьМогучие защитники «Варяга»,Завихрились, туманом завилисьИ носятся белесою ватагой.И прочитает «Да воскреснет Бог»,И вновь туман плывет текучей глиной,Он на кресте пошевелит венок,Где выцветает имя — Флорентина.Встает, бледна, светла и холодна,В светящемся невестином наряде…Двенадцать лет она уже одна,Двенадцать лет под мрамором, в ограде.О, если б оторваться от креста,Лететь, лететь, как листья те летели,Стремительным кружением листа,В уют жилья, в тепло большой постели!И розоветь, как пар в лучах зари,И оживать, и наливаться телом,Но дальние заныли звонариЗа сопками, в тумане мутно-белом.И прячется в истлевшие гробаЛетучая свистящая ватага…Трубит в трубу — тайфун его труба —Огромный боцман у креста «Варяга».Бухта Улисс, 1923 год