Мне душно от зоркой боли,От злости и коньяку…Ну, ходя, поедем, что ли,К серебряному маяку!Ты бронзовый с синевою,Ты с резкою тенью слит,И молодо кормовоеВесло у тебя юлит.А мне направляет глухоСкрипицу мою беда,И сердце натянет тугоРитмические провода.Но не о ком петь мне нежно, —Ни девушки, ни друзей, —Вот разве о пене снежной,О снежной ее стезе,О море, таком прозрачном,О ветре, который стих,О стороже о маячном,О пьяных ночах моих,О маленьком сне, что тает,Цепляясь крылом в пыли…Ну, бронзовый мой китаец,Юли же, юли-юли!..
Пусть одиночество мое сегодня —Как масляный фонарик у шахтераВ руке, натруженной от угля и кирки,Который он над головою поднял,Чтоб осветить сырого коридораУступы, скважины и бугорки.Свети же, одиночество, свети же!В моем пути подземном мне не нуженНи друг, ни женщина! Один досельИ впредь один, путем, который выжженРаскатами обвалов за спиною,Отчаяньем погибших предо мною, —Скребусь туда, где пребывает Цель!
Вниз уводят восемь ступеней.Дверь скрежещущая. Над ней,На цепи — качай его, звонарь! —Колокол отчаянья — фонарь.Влево, вправо вылинявший свет,Точно маятника да и нет …Сочетавшиеся свет и звук,Взмахи дирижирующих рук.Никнет месяц. Месяц явно рыжОт железа этих ржавых крыш.Ночь прислушивается. Дома —Как тысячелистые тома.Как на полках книги дремлют в ряд,Четырехэтажные стоят.Неужели вам, бездарный день,В них еще заглядывать не лень!Вот рассвета первые ростки.Неба побелевшие виски.Восемь ступеней, как восемь льдин.Восемь. И болтливый кокаин!Застегну до ворота пальто.Брошусь в пробегающий авто.И, шофера отстраняя прочь,Догоню спасительницу-ночь.
НАД МОРЕМ («…Душит мгла из шорохов и свиста…»)[231]