Редакторский произвол глубоко огорчил В. Вересаева: «Сегодня пришла сюда ноябрьская „Книжка недели“, В ней напечатан мой рассказ… Никогда я не был так несчастен, как сегодня, читая свое напечатанное произведение. Все, что мне казалось в рукописи таким оригинальным и сильным, оказалось так ординарно, так банально! А к этому еще: редактор „исправил“ кое-что. Много говорят о самолюбии молодых авторов, – я стараюсь свести свое горе к этому, но не могу. Как будто по новой, только что нарисованной картине кто-то провел властной рукой – и смешал еще свежие, не высохшие краски, так что только контуры прежнего просвечивают. Не могу я свести все к попранному самолюбию, видя, что вычеркнуты „длинноты“, которые одни лишь делали действующие лица живыми: в картине наводнения толкаются какие-то безличные марионетки, везде как будто все нарочно подстрижено и подрезано так, чтоб не было ни в чем правды… Неужели даже такие тернии необходимы при вступлении на литературный путь? Но как же больно они колятся!.. Слезы душат, ничего в голову не идет…» (7 ноября 1889 года).
А в «Воспоминаниях» В. Вересаев писал: «Рассказ был сокращен почти вдвое, вычеркнуты были места, совершенно необходимые для понимания смысла рассказа и развертывающегося в нем действия, конец был редактором выкинут и приделан свой…»
Писатель обращается к знакомым с просьбой прочитать «Порыв» и честно оценить его, просит сообщать ему все, что им приходится слышать о рассказе. Отзывы были неизменно благоприятные, читатели сулили В. Вересаеву «громкую будущность», но отношение к рассказу «просвещенного Гайдебурова» настолько больно ранило начинающего писателя, что он все больше сомневается в своем литературном призвании, все больше склоняется к мысли, что Гайдебуров прав. «Пора подвести итог моему „Порыву“, – отмечает он в дневнике 25 апреля 1890 года. – Гайдебуров писал: „рассказ очень хорошо написан, но ему вредит неясность основного мотива“. Пока с ним совершенно согласен: выведена семья хорошая – и вдруг мальчик взбесился, неизвестно с чего. Если (с трудом) и можно допустить возможность описанного случая, то заниматься им не стоило, так как он никакого общего характера не имеет». И все-таки, после долгих размышлений, В. Вересаев не согласился с Гайдебуровым. Он включал «Порыв» во все свои собрания сочинений и основные сборники, а в воспоминаниях «В студенческие годы», написанных в 1930–1935 годах, когда уже «мог судить беспристрастно» о рассказе, совершенно категорически заявил: «Я все-таки остался при мнении, что исправления и сокращения были сделаны Гайдебуровым наспех, неумело и небрежно, совершенно без понимания основной мысли рассказа, которая, по собственном его словам, была для него неясна. При отдельном издании большинство сокращений пришлось восстановить». В «Очерках и рассказах» (1898) В. Вересаев восстановил большинство сокращений, сделанных Гайдебуровым, а для Полного собрания сочинений, вышедшего в изд. т-ва А. Ф. Маркс в 1913 году, автор к тому же существенно изменил и финал журнального варианта, где рассказ кончался следующей фразой: «Без единой мысли в голове смотрел я перед собой, – и тоска, гнетущая тоска сжимала сердце…» В варианте же 1913 года появллся новый мотив: «А все-таки ты не виноват!»
Печатается по изданию: В. В. Вересаев. Поли. собр. соч., т. II изд. т-во «Недра», М., 1929.
Как свидетельствует племянница и литературный секретарь писателя В. М. Нольде, в изд. «Недра» из рассказа по недоразумению выпала фраза, по мнению В. Вересаева, важная для понимания идеи произведения: «… но зато, если бы нашелся в то время кто-нибудь, кто сказал бы мне: ты ненавидишь отца – ненавидеть его не за что; он тебя любит – плати ему такой же любовью; но не позволяй оковывать себя ею, оставь за собой навсегда право чистого порыва, право беззаветного отклика на чужие страдания» (В. В. Вересаев, Соч. в четырех томах, т. 1, М., 1948, стр. 690).
Товарищи*
Впервые опубликовано в журнале «Книжки недели», 1893, № 5. Написано в 1892 году.