Было совместноесоответствиедыханья, движенья и звукав их первозданномвиде.Надо было уметь не усиливатьни одно из них.И во все проникалсвет звука, свет взгляда, свет тишины,и где-то за этим свеченьемплакали дети,и изображало пламя свечипересеченьянаших шагов.И мы находилисьв составе жизнигде-то рядом со смертью,с огнем и с временем,и сами во многоммы были ими.
|1960|
снег
От близкого снегацветы на подоконнике странны.Ты улыбнись мне хотя бы за то,что не говорю я слова,которые никогда не пойму.Все, что тебе я могу говорить:стул, снег, ресницы, лампа.И руки моипросты и далёки,и оконные рамыбудто вырезаны из белой бумаги,а там, за ними,около фонарей,кружится снегс самого нашего детства.И будет кружиться, пока на землетебя вспоминают и с тобой говорят.И эти белые хлопья когда-тоувидел я наяву,и закрыл глаза, и не могу их открыть,и кружатся белые искры,и остановить ихя не могу.
|1959–1960|
и: расходящиеся облака
[в память о зиме 1959–1960 годов]
1.не с кем ему Расставаться и он Разлучает себяв нас через нас!это я вижупо облакам2.— а наши балы, а заря, а залы,алмазы, лампы, ангелы мои?ответ: обрубок; клич: кусок; пароль: отрывок;а цельный — в армии бе-эС3.а говорим ли кричим лии вспоминаем ли —преследуемы проецируемыубиваемы
4.
— и лес стенами золотымисветя по памяти прохаживайсяприоткрывай прострелы доньевкак не-тревожащие ранывключи в свой свет и затеряй — как в море!(пока я видимый как ты)
|1960|
из гостей
Ночью иду по пустынному городуи тороплюсьскорее — дойти — до дому,ибо слишком трудно —здесь, на улице,чувствовать,как хочу обнимать я камни.И — как собака — деснами — руку —руками — свои — рукава —и — словно звукипрессующей машины,впечатленья о встречах в том доме,который я недавно покинул;и — жаль — кого-то — жаль — постоянно,как резкую границумежду черным и белым;и — тот наклон головы, при которомсловно издали помню себя,я сохраню до утра,сползая локтями по столу,как по воску.
|1961|
счастье
— Там, где эти глаза зачинались,был спровоцирован свет…Я симметрично раскладываю ракушкина женщину чужую,лежащую на песке.А облака — как крики,и небо полно этих криков,и я различаю границытишины и шума, —они в улыбающейся женщинезаметны, как швы на ветру;и встряхиваюсь я, как лошадь,среди потомков дробей и простенков;и думаю: хватит с меня, не мое это дело,надо помнить, что два человека —это и есть Биркенау, —о табу ты мое, Биркенау мое,игра матерьяла и железо мое,чудо — не годится, чу́динко мое,«я» — не годится, «оой!» мое!