Том 1. Громокипящий кубок

Восемь лет эту местность я знаю.
Уходил, приходил, — но всегда
В этой местности бьет ледяная
Неисчерпываемая вода.

Полноструйный родник, полнозвучный,
Мой родной, мой природный родник,
Вновь к тебе (ты не можешь наскучить)
Неотбрасываемо я приник.

И светло мне глаза оросили
Слезы гордого счастья, и я
Восклицаю: ты — символ России,
Изнедривающаяся струя!

Мыза Ивановка.

1914. Июль.

К черте черта

Какою нежностью неизъяснимою, какой сердечностью
Осветозарено и олазорено лицо твое,
Лицо незримое, отожествленное всечертно с Вечностью,
  Твое, — но чье?

В вагоне поезда, на каждой улице и в сновидении,
В театре ль, в роще ли, — везде приложится к черте черта,
Неуловимая, но ощутимая, — черта — мгновение,
  Черта — мечта!

И больно-сладостно, и вешне-радостно! Жить — изумительно
Чудесно все-таки! Ах, сразу нескольких — одну любить!
Невоплощенная! Невоплотимая! тебя пленительно
  Ждать — это жить!

1914. Ноябрь.

Поэза спичечнаго коробка

Что это? — спичек коробок? —
Лучинок из берез?
И ты их не заметить мог? —
Ведь это ж грандиоз!

Бери же, чиркай и грози,
Восторжен, нагл и яр!
Ползет огонь на все стези:
В твоей руке — пожар!

Огонь! огонь, природоцап,
Высовывай язык!
Ликуй, холоп! Оцарься, раб!
Ничтожный, ты велик!

Мыза Ивановка.

1914. Начало июля.

Рондо («Читать тебе себя в лимонном будуаре…»)

Л. Рындиной

Читать тебе себя в лимонном будуаре,
Как яхту грезь, его приняв и полюбя:
Взамен неверных слов, взамен шаблонных арий,
  Читать тебе себя.

Прочувствовать тебя в лиловом пеньюаре,
Дробя грядущее и прошлое, дробя
Второстепенное, и сильным быть в ударе.

Увериться, что мир сосредоточен в паре:
Лишь в нас с тобой, лишь в нас! И только для тебя,
И только о тебе, венчая взор твой царий,
  Читать тебе себя!

1914. Февраль.

Амазонка

Я встретил у парка вчера амазонку
Под звуки бравурной раздольной мазурки.
Как кукольны формы у синей фигурки! —
Наглея восторгом, сказал я вдогонку.

Она обернулась, она посмотрела,
Слегка улыбнулась, раздетая взором,
Хлыстом помахала лукавым узором,
Мне в сердце вонзила дремучие стрелы:

А рыжая лошадь под ней гарцовала,
Упрямо топталась на месте кобыла
И право не знаю, — казалось ли, было, —
В угоду хозяйке, меня баловала:

1910. Февраль.

Berceuse [15] (на мотив Мирры Лохвицкой)

Ты так светла в клубящемся покрове.
Твое лицо — восходный Уротал.
  В твоем дремучем чернобровье
  Мой ум устало заплутал.

Ты вся — мечта коралловых уловов.
Твои уста — факирская печать.
  В твоих очах, в очах лиловых,
  Хотел бы сердце закачать.

А где-то плачь и грохоты орудий:
Так было встарь, так вечно будет впредь
  Дай погрузиться в белогрудьи
  И упоенно умереть!

1910. Сентябрь.

Электрассонанс