Толпа

У Брай в голове шумит. Ей мерещатся крики о вреде алюминия, передозировке токсинами и высвобождении вируса, но это не ее голос, а кричит Сара.

— Если бы я могла вернуться назад и все изменить, я бы это сделала.

Элизабет вскидывает голову, смотрит Брай прямо в глаза и шипит:

— О, поверьте, если бы вы могли вернуться назад и все изменить, вы бы и близко не подошли к моей семье.

— Миссис Чемберлен! — Голос судьи Бауэра дрожит от гнева, потому что происходящее в суде вырвалось из безопасной юридической сферы и мгновенно обрело характер семейной сцены. — Официальное предупреждение. Если вы снова перейдете на личности, я буду вынужден прекратить дачу показаний. Вы меня понимаете?

— Да, ваша честь, прошу прощения.

Элизабет пристыженно смотрит в пол, а журналисты с открытыми ртами начинают усиленно стучать по клавиатурам ноутбуков и экранам планшетов. Но по мелькнувшей в уголке рта Элизабет улыбке Брай понимает, что та намеренно перешла на личности. Она хочет напомнить суду и людям за его стенами, читающим газеты и просматривающим заголовки в интернете, как вероломно была предана. Она храбрая мама-медведица, которая защищает своего малыша, а Брай — жестокий охотник, поймавший ее детеныша в капкан. Это очень личное. Элизабет заправляет волосы за ухо; этот жест как будто возвращает ее к роли юриста.

— Что произошло 22 июня 2017 года, миссис Коли?

Брай морщит лоб. Она понятия не имеет; ее память теперь редко обращается к событиям, произошедшим раньше июля 2019 года. В голову ей приходят только божьи коровки.

— Вы выглядите озадаченной, миссис Коли. Позвольте, я освежу вам память! Вы были в лондонском парке на пикнике с друзьями и вашей недавно начавшей ходить дочерью. Вы пили вино, и ответственный родитель мог бы сказать, что вы выпили слишком много, потому что вы потеряли вашу дочь, не так ли, миссис Коли?

Страх обжигал, как раскаленная лава, пока Брай бегала по парку Лондон-Филдс, выкрикивая имя Альбы. Двадцать минут спустя одна из подруг нашла Альбу. Та сидела на каменной изгороди и ела первое в своей жизни мороженое вместе с женщиной в дредах, за чьей собакой Альба и решила последовать. Альба расплакалась, только когда Брай стала орать женщине: «Какого хрена ты делаешь?»

— Вы бы назвали это ответственным поведением?

Элизабет была первой, кому позвонила рыдающая Брай. Даже Эшу она позвонила уже потом.

— Как насчет того случая, когда вы заперли ее, младенца, одну в лондонской квартире? Или когда оставили ее в машине, пока расплачивались на автозаправке? Насколько я помню, кто-то пожаловался тогда на ваш поступок. Можно ли считать эти случаи примерами поведения ответственного родителя?

— Нет, конечно, нет.

— Вы в курсе, не правда ли, что невакцинированные люди более подвержены инфекционным болезням, чем вакцинированные?

— Да, конечно, я в курсе.

Элизабет приподнимает бровь, как бы намекая, что, когда имеешь дело с такими тупицами, как Брай, даже банальные вещи нельзя принимать как данность.

— А когда вы узнали, что нашу дочь нельзя вакцинировать и о том, что она более других подвержена риску?

— Когда она была совсем маленькой.

— Ей было восемь недель, когда нам запретили делать ей прививки. В тот же вечер я позвонила вам.

Брай сглатывает, опасаясь того, куда все это может привести, но заставляет себя кивнуть.

— Да, я узнала это, когда ей было восемь недель.

— Итак, шесть лет и сорок четыре недели вы знали, что намеренно подвергаете мою дочь риску. Верно?

— Я…

— Семь лет вы провели рядом с ней: водили гулять, вместе ели, приходили на Рождество, дни рождения, праздники… Список можно продолжать. И даже тогда — во время купаний, объятий и угощений — вы никогда не задумывались о том, что вы, а позже и ваша дочь могут заразить ее смертельно опасным заболеванием?

Брай поникла. Она чувствует, что ее организму требуется все больше кислорода. Но еще она внезапно ощущает себя невесомой и свободной, словно сила тяжести больше не властна над ней.

— Вы любили мою дочь, вашу крестницу?

— Да, конечно, я… Я все еще ее люблю.

— Но недостаточно, чтобы не подвергать ее риску?

Сердце выпрыгивает у Брай из груди. Дыхание перехватывает, как будто на него тоже больше нельзя рассчитывать, и Брай думает: «Ладно, Элизабет, ты его получила, вот он, момент твоего торжества».

— Я… я не знаю…

— Вы обсуждали эту проблему со мной или моим мужем — учитывая, что видели нас почти каждый день?

Брай сжимает перила трибуны.

— Нет, нет, не обсуждала.

— Вы пробовали установить дистанцию между нашими дочерями или между моей дочерью и вами, чтобы защитить ее?

Руки Брай стали скользкими от пота.

— Мне жаль, мне очень, очень жаль…

— Прошу вас, ответьте на вопрос, миссис Коли.

Брай чувствует на себе взгляд Элизабет, и дыхание перехватывает все сильнее. Легкие в панике сражаются за кислород, пот щиплет шею. По лицу бегут слезы, но Брай их не вытирает.

— Итак, на протяжении семи лет вы полностью осознавали риск, которому подвергали мою дочь, но абсолютно ничего не предприняли для того, чтобы снизить его. Я права, миссис Коли?

— Мне было страшно, мне…