Только ты и я

В тот раз Стивен отпустил ее только в воскресенье утром. С тех пор она была для него «Элли – девушка, которая осталась», но действительно ли это был его выбор?

Сейчас, в беспощадном свете изменившейся ситуации, собственный щедрый жест, когда он хотел преподнести ей ключ от своей квартиры, выглядел довольно жалко, а главное – глупо. При мысли о том, как он гордился собой, Стивен испытал такое острое унижение, что у него заныло сердце. «Скорее всего, – подумал он, – Элли уже давно сделала дубликаты всех ключей и уже не раз пробиралась в мою квартиру, пока я был на работе, – шарила в ящиках письменного стола, рылась в бумагах, возможно даже – в шкафу с бельем. Я оказал ей доверие, какого еще не оказывал никому, а она обманула, предала меня самым подлым и коварным образом. Отныне, – поклялся себе Стивен, – ни одной из них я не открою свое сердце».

Рот его наполнился горечью, и одновременно с этим в памяти всплыло имя… Зои. Он не думал о ней уже много лет, твердо решив никогда не вспоминать эту часть своей жизни. И сдержал слово. То есть почти сдержал… Иногда поздней ночью, когда ему не спалось (редкий случай, на самом деле), он спрашивал себя, как бы все могло быть, если бы их отношения сложились иначе. Наверное, теперь он был бы совершенно другим человеком.

Если бы вообще был.

Когда он наткнулся на нее, она в растерянности бродила по коридорам, тщетно пытаясь отыскать аудиторию, где шла лекция по теории социальной справедливости, на которую она опоздала.

«Социальную справедливость сильно переоценивают, – пошутил он. – Могу вместо нее предложить выпить по чашечке кофе. Что ты предпочитаешь – капучино? латте? мокко? Ну скажи же что-нибудь, не то я возьму нам по макиато [28]. Впрочем, не уверен, что смогу общаться с девушкой, которая пьет макиато».

«А что плохого в макиато?» – рассмеялась она.

«Идем со мной, и я тебе все расскажу. Уверяю тебя, это будет гораздо занимательнее, чем лекция по теории социальной справедливости!»

Она была совершенно непохожа на него. Должно быть, именно эта разница характеров и привлекла его к ней. Колледжи в те времена были буквально пропитаны бунтарским духом, и Зои идеально вписывалась в эту обстановку. Она не пропускала ни одного марша протеста, ни одной студенческой демонстрации, отказывалась есть все, что имело крылья или бегало на четырех ногах, и слишком сильно подводила глаза. С ней он чувствовал себя как человек, который мчится за воздушным змеем, танцующим в потоках ураганного ветра, – занятие волнующее и даже увлекательное, хотя ему частенько не хватало дыхания, чтобы за ней угнаться.

«Хочешь, поедем на День труда в Хэмптонс [29]?» – предложил он, когда однажды Зои, одетая в одну лишь его принстонскую толстовку, лежала на его кровати. С некоторых пор она стала фактически постоянной принадлежностью его спальни, и Стивен даже пару раз задумывался о том, чтобы представить ее родителям.

«Ты уверен? Боюсь, там я буду слишком выделяться. Этакая социалистическая муха в блюдце капиталистического варенья».

Стивен рассмеялся.

«В этом-то и весь смак! Многим нашим старым республиканцам давно пора напустить в постель муравьев, иначе с ними просто скучно иметь дело».

Ему не потребовалось много времени, чтобы уговорить Зои. Гораздо труднее было убедить ее поехать хотя бы на автобусе (Зои наотрез отказалась ехать в его машине и настаивала на том, чтобы воспользоваться пригородной электричкой или добираться на попутках). Впрочем, и об автобусе Стивен не сохранил добрых воспоминаний: три часа в жестяной консервной банке на колесах со сломанным кондиционером и наглухо закрытыми окнами стали для него серьезным испытанием. Свободных мест не было, солнце било прямо в стекла, лица разморенных жарой и духотой пассажиров блестели от испарины, и в воздухе витал острый запах множества нечистых тел.

Выбравшись из автобуса на конечной, они единодушно решили пренебречь сомнительными удобствами дома и отправились на пляж, чтобы остудиться в прохладных волнах Атлантики. Когда же они добрались наконец до дома его родителей, их кожа была основательно пришпарена солнцем и покрыта засохшей океанской солью.

«Алло? Есть кто-нибудь живой?» – крикнул с порога Стивен, словно они были спасательным отрядом, отправленным на поиски уцелевших после какой-нибудь локальной катастрофы.

«Стивен! Ты приехал!..» – Ответный клич матери достиг его ушей за секунду до того, как она появилась в прихожей. Радостно улыбаясь, Марго шагнула к нему, вытянув вперед руки, и через мгновение уже обнимала его от души. Сам Стивен обнял мать с некоторой задержкой – ему не давала покоя мысль, что́ подумает об этой сцене Зои. К счастью, момент неловкости продолжался не слишком долго – мать разжала объятия и отступила на полшага назад.

Встреча с отцом, которой Стивен втайне опасался, прошла, на удивление, легко.