Только ты и я

А слухи и сплетни были. Они передавались из уст в уста на заседаниях кафедры, на фуршетах после общеуниверситетских мероприятий, на дружеских вечеринках. Сведений хватало, чтобы составить достаточно неприглядную картину. Самым странным было то, что у этих слухов как будто вовсе не было конкретного источника. Они появлялись словно ниоткуда уже полностью сформированными, отшлифованными, словно хороший рассказ, и отправлялись в путешествие по залам, аудиториям и коридорам, понемногу обретая все более достоверный вид, несмотря на то что ввиду отсутствия улик, доказательств и свидетелей проверить их не представлялось возможным.

Это было на одном из множества однообразных университетских мероприятий. Стивен как раз дожидался приезда Джеффри, когда случайно, буквально краем уха, услышал окончание одной из таких историй, героем которой был его отец. Разумеется, никакие имена вслух не назывались, но по некоторым деталям ему не составило труда понять, о ком именно идет речь. История была достаточно банальной и касалась весьма распространенной проблемы, которую можно было легко решить путем простейшего хирургического вмешательства в частной клинике. Обычно в подобных случаях хватало перевода на счет клиники некоей суммы и подписи под соглашением о конфиденциальности – и то и другое исключительно в интересах девушки, которая, безусловно, заслуживала того блестящего будущего, которое обеспечивается высшим образованием. Полная анонимность для заинтересованных сторон, разумное финансовое обеспечение и взаимный отказ от претензий – таковы были основные принципы, помогавшие замять скандал.

Да, по сравнению с тем, что́ вытворял Стюарт Хардинг, его собственный промах выглядел безобидной мелочью. К тому же он о нем глубоко и искренне сожалел, разве не так?

– Стивен! – Она подняла взгляд, и на ее лице появилось озадаченное выражение. – Ты что, меня совсем не слышишь? – Элли пощелкала у него перед носом пальцами свободной руки, но его взгляд остался прикован к той ее руке, в которой она сжимала нож.

– Ах вот оно что? Тебя это заинтересовало? – И она махнула ножом в его сторону.

Стивен похолодел. Он прекрасно сознавал всю опасность своего положения. Ему следует быть предельно осторожным – совсем как человеку, который идет по тонкому льду, намерзшему вдоль берега быстрой реки. Один неверный шаг, даже одно неверное слово – и он может оказаться в стремительно текущей ледяной воде, из которой ему уже не выбраться…

– Элли, дорогая, прошу тебя..!

Она закатила глаза.

– Ты действительно думаешь, что сумеешь выбраться с помощью лести и ласки?

Она села на диван и принялась чистить яблоко. Отрезав четвертинку, она насадила ее на острие, отправила в рот и принялась с хрустом жевать. Вскоре в уголках ее губ появился пенящийся сок, в воздухе запахло яблочной мякотью, и Стивен проглотил слюну.

Элли отрезала от яблока еще одну дольку – белую, сочную, душистую. Не переставая жевать, она наколола ее на острие ножа и протянула ему.

– Хочешь кусочек?

– Нет.

Она пожала плечами.

– Напрасно отказываешься.

И снова наступило молчание. В тишине было слышно, только как потрескивает огонь в камине и хрустит у нее на зубах яблочная мякоть. Наконец она закончила и, швырнув огрызок в камин, снова подошла к нему, на ходу вытирая губы и нож рукавом свитера.

– Ну что, ты готов признаться в том, что́ ты сделал с этими девочками?

– А что я, по-твоему, с ними сделал?

– Слушай, Стивен, мы сейчас говорим не о двух глупых подростках, которые обжимались на заднем сиденье папиного автомобиля. Мы говорим о тебе и… Ты – взрослый мужчина, а они… Они же еще просто дети! Ты воспользовался их молодостью и неопытностью, чтобы…

Кресло под Стивеном возмущенно скрипнуло.

– Ничего подобного. Я делал только то, чего они сами хотели.

– Это ничего не меняет. Ты – взрослый. И ты – их гребаный преподаватель! – яростно выкрикнула Элли, с размаху всаживая нож в спинку дивана. Костяшки ее пальцев, сжимавшие рукоятку, побелели от напряжения. – Это называется растлением, Стивен! Растлением!

Она выпустила нож, и он остался торчать в диванной обивке.